Позывной: «Варяг». Спасти Севастополь! - Валерий Большаков

Полковник Алхимов нарисовался тут же: вытянулся во фрунт, отдал честь – и оскалился в тридцать два зуба.

– Здравия желаю, товарищ маршал!

– И тебе не хворать. Осваиваете?

– Так точно!

– Подготовь мне самолет.

Комполка напрягся.

– Това-арищ маршал…

– Коля, – мягко сказал Жилин, – «МиГ-9» я знаю лучше любого из вас, можешь мне поверить.

Алхимов поверил.

Иван был не при параде, довольно было фуражку на шлем сменить. Он забрался в кабину «мигаря» и почувствовал холодок отрады.

– Товарищ маршал, – бубнил комполка, – вы на взлете нос плавно поднимайте, чтобы килем не удариться. И высоту набирайте аккуратно…

– …Избегая больших углов подъема, – подхватил Жилин, сохраняя терпение. – Знаю, заботливый ты наш. Я скоро.

Бензиновый движок «Ридель» прожужжал, запуская ТРД, и родился такой знакомый, полузабытый, сиплый свист турбины. Иван улыбнулся.

Вырулив на ВПП, он разогнал машину и поднял ее в воздух.

Гул наполнял истребитель, а тяга слабоватого мотора толкала «МиГ» все выше, и выше, и выше.

Ничего… Это лишь первая проба сил.

Даже такой несовершенный, с паршивенькой маневренностью, «МиГ-9» получился лучшим, чем заокеанский Ф-80 «Шутинг стар». А «МиГ-15» и вовсе вещь…

Повертевшись в небе, попортив нервы Алхимову «выкрутасами», Жилин посадил «мигарь» – аккуратно, на три колеса.

Зарулив на стоянку, он покинул самолет – пилоты уже сходились и сбегались. Иван еще сверху, из кабины, оглядел однополчан – знакомые все лица…

Вон солидный, основательный Бауков, жизнерадостный, всегда готовый схохмить Аганин, простодушный с виду хитрован Цагайко, серьезный, строгий даже Афонин, рассудительный и осторожный Маркелов, порывистый Голобородько… Все свои.

– Привет, бойцы! – ухмыльнулся Жилин.

– Здравия желаем! – заголосили пилоты.

Иван спустился на бетон аэродрома, содрал шлем и пригладил влажные волосы.

– Я не просто так заявился, поиграться, – сказал он. – Тут у нас война намечается…

– С американцами? – встрепенулся Алхимов.

– Пока с японцами, – усмехнулся Жилин.

Комполка был разочарован.

– Тю-ю… А что с ними биться-чикаться? Раз, раз – и в дамки!

Иван покачал головой:

– Кто в Китае воевал, тот знает – японцы умеют воевать. Мало того, среди них хватает фанатиков. Слыхали про камикадзе? Это пилоты-смертники. Набивают свои самолеты взрывчаткой и направляют на какой-нибудь английский крейсер или американский авианосец. Ба-бах! – и всего делов. Правда, воевать мы будем в Маньчжурии…

– Опять освобождать? – пробурчал Цагайко.

Аганин хлопнул комэска по плечу.

– Хохол! – сказал он, делано вздыхая. – Что тут еще скажешь? Коле дюже не понравилось, что мы Польшу себе не забрали!

– Правильно, – заворчал Цагайко, – а чего зря воевать? Да еще за эту сволочную шляхту!

– Хочу тебя успокоить, – улыбнулся Жилин, – Маньчжурию мы себе оставим.

– О, вот это дело! – сразу возбодрился ком-эск. – Это я понимаю!

– Единственно – молчок.

– Само собой!

– В общем, мужики, готовьтесь к перегону. Меня назначили командовать авиацией на 1-м Дальневосточном фронте – это в Приморье. С одной стороны – Японское море, с другой – Маньчжурия. По ней и ударим!

* * *

Еще с зимы на всем протяжении Транссибирского пути шли работы – магистраль чинили, готовили подвижной состав и паровозы, тысячи машинистов и паровозных слесарей перебрасывали с запада на восток. А с марта месяца начались перевозки.

Сроки товарищ Сталин поставил жесткие: к июлю на Дальнем Востоке должны быть развернуты три общевойсковые и одна танковая армии, несколько механизированных и артиллерийских соединений.

Трудностей было навалом – советское Приморье или Забайкалье славились нехожеными – и неезжеными! – просторами, где Транссиб, по сути, являлся единственной дорогой. Остальные «шоссе» больше напоминали направления, а приморские, те, после муссонных июньских ливней, были хоть и местами, но непроходимы.

А надо было и полевые фронтовые склады разместить, и армейские, и людей, и технику. Задачка!

А рядом, через границу, условия были куда как лучшими – в районах дислокации Квантунской армии хватало и дорог, и военных заводов. Четыреста аэродромов! А в тылу – более восьмисот складов и хорошо оборудованные военные городки на полтора миллиона человек. Есть где разгуляться!

Авиаторам ВВС РККА тоже приходилось туго. Тыловые части 8-й воздушной армии [5 - В нашей реальности на 1-м Дальневосточном фронте воевала 9-я воздушная армия. ] прибыли на линию фронта первыми. Это были РАБы – районы авиационного базирования, каждый по пять батальонов. А еще батальоны аэродромного обслуживания, отдельные автобатальоны, отдельные инженерно-аэродромные батальоны, технические команды и прочий служивый люд. Они готовили летные поля вдоль границы, запасали топливо, боеприпасы, запчасти. В общем, та еще работенка.

Самолеты стали перегонять в начале июня. Участок полета от Москвы до Казани был самым простым, а вот дальше приходилось лететь, пользуясь «компасом Кагановича» – вдоль железнодорожных путей. Запасные аэродромы находились в дефиците, но части 8-й воздушной не потеряли ни одного самолета по дороге – Жилин изрядно, с толком и расстановкой погонял техников, механиков и самих пилотов, так что вся матчасть была исключительно в хорошем техсостоянии. Ну, а с теми, кто допускал, чтобы ТС было не совсем Х, маршал легко расставался – лодырей и жопоруких коекакеров он терпеть не мог.

* * *

…Наверное, только из космоса можно было рассмотреть огромные пространства дальневосточных степей и таежных дебрей, где ночью калились огоньки всего нескольких городов.

Лишь с орбиты сосчитаешь коробочки танков и БМП, чье число медленно росло у границы с Великой Маньчжурской империей, как пышно именовалось марионеточное государство между Монголией и Приморьем, между Амуром и Желтым морем.

Неделя за неделей «набухали» военные лагеря, городки и базы. Все оживленней становилось движение по рокадным дорогам. Серебристыми роями перелетали самолеты. Пуша усы пара, распуская султаны дыма, пыхтели паровозы, волоча за собою воинские эшелоны.

Копились силы.

Скручивалась пружина.

СССР сосредотачивался.

А. Белобородов, генерал, командующий 1-й Краснознаменной армией:

«…Очень интересен был дневник, найденный на заставе Куйтунь. Его автором был рядовой солдат. Это была карманного формата записная книжка с тисненными золотом иероглифами: «Дневник священной войны». Под датой «7 декабря 1941 года» (нападение японского флота на американскую военно-морскую базу в Пёрл-Харборе) этот солдат записал: «Началась великая Восточно-Азиатская война. Незабываемый день! » На первой странице наклеена фотография летчика-смертника из отрядов «специальной атаки» (камикадзе), далее фотографии японского императора, Гитлера и Геббельса, вырезанные из газет карты «великой Восточно-Азиатской сферы совместного процветания», в которую помимо Японии включены все захваченные японской армией территории в Китае, Индонезии, Бирме и других странах, а также советский Дальний Восток. Трижды повторена дата призыва автора дневника в армию и пояснение, что это – день его второго рождения. Много в дневнике и выписок из сборника военных песен. Среди них такие, например, строки: «японский солдат не боится никаких трудностей и всегда улыбается; все, что ему нужно, – это горсть риса в ранце и пачка табака», «солдат никогда не грустит, он светел, как цветок вишни», «ты должен господствовать над миром и двигать время вперед, ибо оно служит нашей священной миссии», «все японцы – дети императора и рождены, чтобы умереть за него», «мы водрузим знамя Восходящего Солнца над Уралом» и прочая стихотворная смесь, воспевающая солдатские доблести, агрессивные устремления и боевой дух японской армии, и тут же – сентиментальные обращения к матери и невесте. Читал я и думал: до чего же они далеки по расстоянию, но близки по сути – солдатские дневники гитлеровских и японских вояк. Только и разницы, что там «водружали» знамя над Москвой и с умилением вспоминали домашнюю канарейку, здесь – знамя над Уралом и цветок вишни…»