Шепот за окном - Алекс Норт

На обратном пути в машине я изо всех сил старался задавать Джейку вопросы, как прошел его день, и абсолютно без толку. Совершенно стандартная ситуация. Либо он не помнил, либо не хотел разговаривать. Как обычно, казалось, что он куда охотней отвечал бы Ребекке, что, в сочетании с застрявшей книгой, заставляло меня чувствовать себя еще более тревожно и неуверенно, чем обычно. Едва мы подъехали к дому, как он молнией выскочил из машины. Можно он пойдет проведать мамочку? Да, сказал я ему. «Я уверен, что ей это понравилось бы. Но она не слишком хорошо себя чувствует, так что будь с ней помягче – и не забудь снять ботинки, потому что, сам знаешь, твоя мамочка терпеть не может беспорядка».

А потом я потолкался еще немного у машины, никуда не спеша и чувствуя обычную тоску – за что ни возьмусь, все наперекосяк! Медленно потянулся к дому, выложил барахло в кухне – и тут заметил, что ботинки моего сына не сняты и не оставлены в том месте, где я потребовал. Поскольку, естественно, он меня не послушался. В доме было тихо. Я предположил, что Ребекка пошла прилечь наверху, а Джейк поднялся к ней, и что всё в полном порядке.

Не считая меня.

И лишь наконец зайдя в гостиную, я увидел, что Джейк стоит в ее дальнем конце, возле двери, ведущей на лестницу, уставившись на что-то на полу, чего мне не было видно. Он стоял неподвижно, застыв, словно загипнотизированный тем, на что смотрел. Медленно подойдя к нему, я заметил, что Джейк совершенно не двигается, только дрожит всем телом. И тут увидел Ребекку, лежащую в самом низу лестницы.

После этого – словно провал. Знаю, что увел Джейка. Знаю, что позвонил в «Скорую». Знаю, что сделал все правильные вещи. Но хоть убей не помню, как я все это делал.

И что хуже всего, хоть он мне ничего и не говорил, я уверен, что Джейк прекрасно все помнит.

* * *

Десять месяцев спустя мы вместе прошли через кухню, где чуть ли не все свободные поверхности были уставлены тарелками и чашками, а небольшое пространство стола у стены, остававшееся на виду, покрыто пятнами и крошками. Игрушки, раскиданные по голым половицам передней комнаты, выглядели позабытыми и заброшенными. При всех моих разговорах о необходимости разобрать игрушки перед переездом, мы вроде уже пробежались по всему своему барахлу, взяли все, что нужно, и оставили остальное раскиданным, словно мусор. Уже несколько месяцев над домом словно нависала темная тень, которая со временем становилась лишь темнее, словно день, постепенно склоняющийся к вечеру. Казалось, что когда умерла Ребекка, дом наш начал понемногу рассыпаться на куски. Но что удивляться, она всегда была его сердцем…

– Можно я возьму свою картинку, папа?

Джейк уже стоял на коленях на полу, собирая раскатившиеся по углам разноцветные фломастеры.

– «Волшебный мир»?

– Ну пожалуйста!

– Да, конечно же, можно. – Я положил картинку рядом с ним. – Сэндвич с ветчиной?

– А можно лучше вкусненького?

– Давай потом.

– Хорошо.

Я расчистил немного пространства в кухне и намазал маслом два ломтя хлеба, потом вложил в сэндвич три ломтя ветчины и разрезал его на четыре части. Пытаясь прорваться сквозь депрессию.

Шаг за шагом. Продолжай двигаться.

Я не мог удержаться, чтобы не подумать о том, что произошло в «Клубе 567» – Джейк помахал на прощание пустому столу. Насколько я помню, у моего сына всегда водились воображаемые друзья того или иного рода. Он всегда был ребенком-одиночкой – было в нем что-то закрытое и интроспективное, что, казалось, отталкивало от него остальных детей. В хорошие дни я мог притворяться, будто это лишь потому, что он самодостаточен и счастлив в своей собственной голове, и твердить себе, что все это абсолютно естественно. Бо? льшую же часть времени это не доставляло мне ничего, кроме тревоги и беспокойства.

Ну почему Джейк не может быть как все другие дети?

Более «нормальным»?

Отвратительная мысль, я знаю, но мне лишь хотелось защитить его. Когда ты такой тихий одиночка, мир может быть довольно жесток, а я не хотел, чтобы Джейк прошел через то же самое, через что прошел я в его возрасте.

Неважно: до настоящего момента эти воображаемые друзья заявляли о себе практически незаметно – больше похоже на небольшие беседы, которые он вел сам с собой, – и я не был уверен, что мне нравится это новое достижение. Я ничуть не сомневался, что девчонка, с которой, по его словам, Джейк разговаривал весь день, существует лишь у него в голове. Впервые он признал нечто подобное вслух – разговаривая с кем-то перед другими людьми, – и это меня слегка напугало.

Естественно, Ребекку это ничуть не смущало. «Все нормально – просто позволь ему быть самим собой». А поскольку во многом она разбиралась гораздо лучше меня, я изо всех старался следовать ее совету. Но теперь… Теперь я терялся в догадках, не требуется ли ему реальная помощь.

Или, может, он действительно был просто самим собой.

Вот еще одна угнетающая вещь, с которой я должен был бы уметь справиться, но не знал как. Я не знал, что в такой ситуации будет правильным, или как стать ему хорошим отцом. Господи, была бы тут сейчас Ребекка!

«Как же мне тебя не хватает…»

Но лишь при одной этой мысли могли появиться слезы, так что я решительно оборвал ее и подхватил тарелку. И едва успел сделать это, как услышал из передней комнаты тихий голос Джейка:

– Да. – И тут же, словно в ответ на что-то, чего я не слышал: – Да, я знаю.

По спине у меня пробежал холодок.

Я тихонько подошел к дверям, но не стал переступать порог – просто стоял, прислушиваясь. Мне не было видно Джейка, но солнечный свет, льющийся через окно в дальнем конце комнаты, отбрасывал его тень на подушки дивана – бесформенный силуэт, даже не сразу узнаваемый, как человеческий, но немного двигающийся, словно раскачивающийся взад-вперед на коленях.

– Я помню.

Потом – несколько секунд молчания, в котором единственным звуком было биение моего сердца. Я осознал, что затаил дыхание. Когда Джейк заговорил опять, голос его звучал гораздо громче, и в нем явственно звучала тревога: