Малуша. Книга 1. За краем Окольного - Елизавета Дворецкая

Малуша наклонилась и взяла в рот ложку овсяного киселя. В словах старухи слышалось обещание – шагнуть в ее предел означало обрести силу.

* * *

– Ты пойми: я должна была стать княгиней! – втолковывала Малуша старухе, что сидела напротив нее. – Но как иначе я могла того добиться? В ту войну Святослав меня всего лишил: рода, дома, земли родной, даже воли! И он один мог все это мне воротить. И… – Она набрала в грудь воздуху, будто собиралась кричать, однако сказала очень тихо: – Он такой… его как видишь, ни о чем больше не думаешь. Только чтобы быть с ним и делать так, чтобы ему было хорошо. И мнится, все, чего он хочет, – оно так и должно быть. Даже если он тебя не любит…

– А он любил тебя? Ласков с тобою был?

– Он… я не знаю. – Малуша задумалась, пытаясь вспомнить. – Ему как будто нравилось, что я с ним. Он не обижал меня, нет. Подарки дарил. Веселый был со мной. Я так радовалась, что он меня в жены взял, что не думала…

Она запнулась, не зная, как выразить и ей самой не до конца понятное. Когда все решилось между нею и Святославом, она была так счастлива, достигнув своей цели, что о любви почти не думала. Казалось, если Святослав назовет ее своей женой, то с этим к ней придет все: любовь, честь, почет, богатство, неизменное счастье. Испытывала ли она это счастье? Скорее сознавала. Телом Святослав находился рядом с ней, но мыслями и душой – далеко. Для нее не находилось места в его сердце, там все уже было полно. И не только Прияной. Прияна занимала в его душе все место, отведенное для женщин, но было его немного. Самой главной женой и возлюбленной этого человека стала слава. Ради нее он был готов на все, к ней устремлялись его помыслы днем и ночью, и о собственной дружине он думал больше, чем обо всех на свете женщинах. Поэтому дружина обожала своего вождя, а вот женщины к Святославу не слишком-то влеклись, несмотря на его молодость, молодецкую внешность, знатный род, удаль и власть. На них от него веяло холодом, но Малуша в те дни была так полна своим огнем, что этого не заметила. Юность и наивное честолюбие ослепили ее, но она в его глазах значила слишком мало, чтобы отвлечь его от важных мыслей. А ей казалось, что если они вместе, то и она важна для него так же, как он для нее.

В избушке было почти темно, но светильник стоял на краю стола возле хозяйки, и Малуша хорошо видела ее лицо. В глазах старухи мерещилось нечто настолько знакомое, что от этого неосознанного узнавания Малушу пробирала дрожь. Уж лучше бы она в личине вышла, как положено! Ряженых Малуша не видала, что ли? Каждую зиму на Карачун такое вытворяют…

Ведь Бура-баба, к которой ходили Эльга и Ута, умерла. Прямо тогда, сразу после побега Эльги. Откуда же взялась эта, другая? И почему в ней мерещится нечто знакомое?

В ней и правда живет душа рода. Поэтому ее глаза на морщинистом лице кажутся виденными тысячу раз, хотя Малуша никогда с ней не встречалась. И она слушала гостью без гнева, без осуждения, даже головой не качала. Только всматривалась в лицо Малуши, будто хотела увидеть все то, что та не умела рассказать. Иногда посматривала на ее стан, и Малуша трепетала: а что если Бура-баба уже может разглядеть того, кто живет в ней, но внешне пока никак себя не выказывает? И это волновало Малушу всего сильнее. Что Бура-баба видит в ее чреве? Ведь ей открыто то, чего никто не может увидеть! Счастье или горе? Славу и честь или позор и поношение?

– Ты, говорят, можешь судьбу спрясть? – спросила Малуша, изложив все, что с нею приключилось.

– Ты уже спряла себе судьбу. – Бура-баба кивнула на тонкий белый поясок, обвивший еще совсем тонкий стан гостьи. – Два раза такое дело не делают. Не дождалась ты подмоги от кого постарее да помудрее, сама взялась… Что напряла себе, по той нити и пойдешь. Переменить я уже не могу.

Малуша со стыдом опустила глаза. Это правда – она взялась за дело не по своему уму. Ворожбе ее совсем не учили – кто бы стал, да и зачем? Об устройстве мира она только то и знала, что успел ей рассказать тот старый дед на Горине, хранитель веретена Зари. Но от кого ей было ждать подмоги? Только от самой себя.

– Чего же ты хочешь теперь? – спросила Бура-баба.

– Откуда мне знать? Я думала, ты меня на ум наставишь…

– Тебя замуж ладят за жениха из Выбут, да?

– Да. – Малуша отвернулась.

– Не по нраву тот жених?

– Я и не знаю, кто он будет. Они не столковались еще.

– Боишься, родня худого подберет?

– Они… нет. – Малуша мотнула головой. – Кетиль всех знает в отчине [10 - Отчина – родные края, знакомые, обжитые места. ]. А Свенельдич… он такой, что в синем море золотую рыбу голыми руками выловит. Ему в родню худого не всучишь. Подберет самого лучшего.

– Так чего же тебе не житье? Или ждешь, что князь твой воротится?

Малуша подумала. Нет, этого она не ждала. Слишком далекие дали протянулись между нею и Святославом. Он остался будто за гранью того света – и она для него тоже. Не сойтись им, как двум берегам речным.

– Если я замуж выйду, – тихо начала она, не поднимая глаз, – и дитя мое у мужа в дому родится, там его нарекут, вырастят, и будет оно рода Любомирова или Милонегова. А оно… рода княжа. От Дулебова корня, от Олегова. Это будет дитя князя киевского. И я хочу ему… не простой доли, а высокой и яркой… как заря.

Она коснулась своего узкого белого пояска. Сотканный неровно, тот обладал скрытой волшебной силой. Недаром Малуша спряла нити для него на золотом веретене самой Зари-Заряницы. И под этим поясом ее дитя зрело, как солнце в бездне подземельной, чтобы в свой срок выйти на небосклон.

– Такую долю боги даром не дают.

– А я даром и не прошу, – тихо, но с упрямством ответила Малуша.