Вторая «Зимняя Война» - Александр Михайловский

И теперь серая туша авианосца сама лезет в прицел. В шести аппаратах подводной лодки заряжены кислородные торпеды тип-95, на данный момент лучшие торпеды в мире: боевая часть из четырехсот килограмм тринитроазола и скорость в пятьдесят узлов на дистанции в пять миль. А американский авианосец должен пройти от I-26 на значительно меньшем расстоянии. А это значит, что враг никак не сумеет увернуться от смертельного залпа… Осечки быть не должно. Тикает секундомер, отмеряя время, остающееся до того момента, когда главная цель выйдет в расчетную точку встречи с торпедным веером. И этого времени остается все меньше и меньше.

А на авианосце кипели свои страсти. Командир «Лексингтона» был шокирован и приведен в состояние тяжкого недоумения известием о том, что японская авиация нанесла массированный бомбовый удар по Перл-Харбору, что началась война и что потери пока невозможно подсчитать, что командование в растерянности, а все предвоенные планы можно смело отправить в гальюн… Но самое главное – надо что-то делать, но что именно, непонятно. Можно продолжить выполнение миссии и доставить все-таки эскадрилью «Уайлдкетов» на Мидуэй. Можно броситься на север, где предположительно находится враг, пылая жаждой мести и желанием оправдаться за поражение, а можно лечь на курс в прямо противоположном направлении, ибо один или даже два авианосца легко станут жертвой полнокровного японского авианосного соединения. Но кэптен Фредерик Шерман отбрасывает все прочее и выполняет последний приказ, направляющий корабельную группу на Мидуэй. Любое другое решение может принять только его командующий адмирал Хэлси – и то лишь в том случае, если на то будет согласие командующего флотом адмирала Киммеля. А тот молчит. И добро бы его убило японской бомбой, и тогда командир авианосной группы был бы волен принимать решения без согласования. Так нет же – адмирал Киммель жив, здоров, и даже не оцарапан. Просто он сам растерян, как шулер, у которого из рук пинком выбили колоду карт, и не знает, что делать дальше, ибо флота, которым он собирался проводить наступательные операции после начала войны, в его руках больше нет.

И вот, наконец, вымученное решение: обоим авианосцам разворачиваться и на максимальной скорости спешить к Перл-Харбору, чтобы прикрыть базу от вражеских налетов, хотя бы палубными истребителями. Все понимают, что если оба авианосца развернутся и пойдут к Перл-Харбору полным ходом, то у цели они будут только спустя восемнадцать часов, то есть уже после наступления темноты. Но новый приказ – это все же лучше, чем никакого, и Фредерик Шерман уже готовится связаться с командирами кораблей эскорта и отдать команду на разворот походного ордера (тоже дело непростое), как вдруг матрос-сигнальщик, стоящий на площадке прямо над мостиком, вытягивает руку в направлении правого крамбола и кричит нечто отчаянно-невразумительное.

Мгновение спустя в том же направлении обращаются множество взоров, не исключая и взгляда командира корабля. И тут же выясняется причина паники матроса – прямо в направлении «Лексингтона» по воде стремительно бегут несколько цепочек пузырьков. Для каждого, хоть что-то понимающего в военно-морском деле, становится понятным, что это торпедный веер, выпущенный с японской подводной лодки, а человек опытный скажет, что, судя по дистанции, разминуться с подводной смертью у авианосца никак не получится. И напрасно вахтенный офицер дает команду «полный назад», а рулевой в отчаянье крутит штурвал, стремясь увести «Лексингтон» со смертельного курса. Кислородные торпеды, которые практикуют на японском флоте, очень быстры, и к тому же очень кусачи, а тридцать семь тысяч тонн водоизмещения авианосца обладают огромной инерцией.

Эсминец «Портер», сопровождающий «Лексингтон» со стороны правого борта, добавляет ход и буквально ловит своим бортом одну из торпед, принимая удар на себя. Мгновение – и ничего не происходит… Торпеда дальше чертит свой путь к «Лексингтону», а эсминец, закладывая циркуляцию, как гончая, кидается туда, где его гидроакустическая станция почуяла присутствие опасного подводного зверя. Осадка эсминца – три с половиной метра, осадка «Лексингтона» – девять, поэтому японские подводники, согласные только на крупную дичь, установили автомат глубины на торпеде на семь-восемь метров. Даже у сопровождающих главную цель тяжелых крейсеров осадка чуть более пяти метров, поэтому, буде такое случится, торпеда пройдет у них под днищем и не взорвется. Но желающих прикрыть авианосец своим корпусом больше нет, да это и невозможно. Торпеды уже совсем близко. Одна из них, кажется, проходит перед форштевнем, но зато остальные пять идут прямо к цели.

А на японской подлодке в это время кипят горячие мгновенья. Выпустив заведомо смертоносный залп, ее командир не любуется на дело своих рук, а старательно пытается избежать возмездия. Совершив рывок в сторону с полуциркуляцией, лодка стремительно проваливается в глубину, принимая в балластные цистерны воду. Пятьдесят метров, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят… Непрерывной чередой грохочут взрывы торпед. Рука капитан-лейтенанта Ёкота Минору, нервно сжимающая секундомер, невольно расслабляется. Они попали – и это главное; вражеский авианосец будет уничтожен, погибнут сотни гайдзинов, а они должны выжить, чтобы продолжать наносить по врагу смертельные удары. Погружение продолжается девяносто метров, сто… корпус гарантированно испытан на эту глубину, но лодка идет дальше, и в этот момент прямо над лодкой – такой звук, будто там пронесся скорый поезд. Это примчавшийся к месту пуска торпед американский эсминец мечет глубинные бомбы. Взрывы гремят прямо над головой, свет в лодке несколько раз мигает – но ничего страшного, к счастью, длинноносые варвары ошиблись с определением глубины. Погружение продолжается: сто десять, сто двадцать, сто двадцать пять… Хватит! Замерли! Тишина в отсеках и дышите через раз! Притаились и ждем – кто кого пересидит. А корпус лодки скрипит и жалуется под невозможным давлением океанских глубин. Сто двадцать пять метров – это запредельная глубина, и есть только одна надежда на то, что корпус субмарины совсем новый и выдержит даже такую чрезмерную нагрузку. А эсминцы там, наверху, похоже, потеряли свою цель. Ходят кругами; несколько раз сбрасывали бомбы, но все как-то в стороне, смещаясь все дальше и дальше…

А наверху сущий ад и светопреставление. На самом деле из веера промахнулись две торпеды, вторая прошла прямо перед форштевнем, но зато остальные четыре исправно нашли свою цель и взорвались, украсив корпус злосчастного «Лексингтона» подводными пробоинами впечатляющего размера. Они так огромны, что в них мог бы въехать дилижанс. В моменты попадания авианосец четыре раза подбрасывало со страшной силой, в результате чего выстроенные на палубе самолеты той самой авиаэскадрильи, которую требовалось доставить на Мидуэй, по большей части попадали за борт. А те, которые еще каким-то чудом удержались, должны были в ближайшее время последовать за своими приятелями, потому что авианосец начал ощутимо крениться на поврежденный борт.