Освободительный поход - Александр Михайловский

А без нас, фронтовых шоферов, тоже никуда. Без нас и танки не пойдут, и пехота будет сидеть голодной и без патронов. Вот и мотаемся туда-сюда по разбитым в хлам дорогам, типа: «привези, отвези, обернись кругом». То раненых в госпиталь, то соляр танкистам, то патроны на передовую, то снаряды артиллеристам, то еще что-нибудь куда-нибудь кому-нибудь. Сейчас, когда я после госпиталя попал в ОСНАЗ, еще ничего стало – товарищ Бережной, наш Михаил Ефимыч и вся Красная Армия страх божий в немца вколотили. А в прошлом году, когда немец был наглый и небитый, фронтовому шоферу под бомбежками и обстрелами было совсем плохо, да и машины были не чета моему «студеру».

Но мы крутили баранку и тогда, когда кругом рвались снаряды, когда с неба валились «лаптежники», воющие, как голодные волки, когда в распутицу машины садились в грязь по самое брюхо, когда от холода кожа примерзала к железу. Вот даже песня есть про это – душевная, наша, шоферская, фронтовая. На станции, когда стоим под разгрузкой-погрузкой, репродуктор ее часто исполняет. Я хоть и не Марк Бернес, но все одно могу спеть с хрипотцой и надрывом, под урчание мотора, шорох шин, катящихся по земле и громыхание машины, подпрыгивающей на буграх и выбоинах фронтовой дороги:

        Через горы, реки и долины,

        Сквозь пургу, огонь и черный дым

        Мы ведем машины,

        Объезжая мины,

        По путям-дорогам фронтовым.

        Эх, путь-дорожка фронтовая!

        Не страшна нам бомбежка любая,

        Помирать нам рановато —

        Есть у нас еще дома дела.

        Путь для нас к Берлину, между прочим,

        Будет не легок и не скор.

        Через дни и ночи,

        Будет трудно очень,

        Но баранку не бросит фронтовой шофер.

        Эх, путь-дорожка фронтовая!

        Не страшна нам бомбежка любая,

        Помирать нам рановато —

        Есть у нас еще дома дела.

        Может быть, отдельным штатским людям

        Эта песня будет малость невдомек.

        Мы ж не позабудем,

        Где мы жить ни будем,

        Фронтовых изъезженных дорог. [10 - Эта песня будет написана лишь после войны, но для поднятия боевого духа ее Марк Бернес стал исполнять уже в 1942 году. Песня подверглась небольшой переделке – с прошедшего на настоящее время. ]

Ну да, это теперь бомбежка не страшна. Вон они – наши ангелы-хранители, зенитные самоходки, «Шилками» называются. Четыре ствола – как пожарные шланги, в двадцать три миллиметра, и башня крутится на все четыре стороны света. Шесть штук – по две в голове и хвосте колонны, и еще две в середине, для пущей надежности. Стоит появиться «лаптежникам» или «мессерам» – и готов шквал огня, чтобы разнести этих гадов в мелкие брызги, чтоб не летали где не надо, не портили жизнь честным советским людям.

И даже приказ такой есть от самого товарища Сталина, что за выпуск колонны в дневное время без зенитного прикрытия трибунал любому начальнику – неважно, сколько у него в петлицах шпал или даже звезд. А там, в трибунале, сидят суровые дяди военюристы, которые безо всякой пощады любому начальнику сунут в руки «мосинку» и пошлют на пару месяцев на передок смывать грехи кровью. Есть, значит, забота о простом шофере, чтобы не гибнул почем зря под вражьими бомбами и обстрелами. «Шилка», она ведь не только против «штуки» или «мессера» хороша, она и корректировщика шугнуть может, чтобы не летал на нашей стороне. А без корректировщика какой тут обстрел? Просто так, по кустам, немец снарядов кидать не будет.

Вчера сунулась к нам пара чумовых «мессеров», наверное, новеньких. Один еще ничего: понял, что влип – попытался отвернуть и упал в стороне от дороги почти что целый, только в дырках. А второго, особо упрямого, пара «Шилок» на встречном курсе разобрали прямо в воздухе на запчасти. Одно крыло вправо, другое влево, мотор комом огня в кусты за дорогой; куда делся хвост, вообще никто не видел. Восемь скорострельных стволов, лупящих по одной цели – они не только «мессер», и танк на запчасти разберут.

Врать не буду, до меня дело было, но мужики баяли, что под Курском четыре «Шилки» и столько же БМП из засады перекрестным огнем в борта пожгли с десяток немецких танков и положили до полка пехоты, прорывавшихся из окружения. Потом трупы фрицев во рвы сгребали бульдозерами, потому что взяться там похоронной команде было не за что. Сплошной фарш, как в американской тушенке. Но я сам еще таких страстей не видел, хотя на фронте почитай что с самого начала, с августа сорок первого. Но слушать об этом было приятно. Не только же их «мессерам» в прошлом годе было расстреливать наших беженцев – стариков, баб и ребятишек. Отлились германским кошкам наши мышиные слезки.

Ранило меня под Москвою еще в январе; тяжело ранило, думал, не оклемаюсь, но обошлось. Бомба под задний мост попала, «газон» мой, говорят, как перышко по воздуху летел. Как я тогда жив остался, знает лишь Бог. Контузия тяжелейшая, руки-ноги переломанные, да мелких ранений не счесть. Провалялся в госпитале полгода. Три месяца пластом лежал, еще два с палочкой да по стеночке ходил, потом, уже летом, отправили в санаторий на Байкал. Получил я отпуск по ранению и поехал в родимую деревню.

Пока я лечился и мотался туда-сюда, оказалось, что еще в январе за героизм под немецкими бомбежками во время наступления под Москвой наградили меня орденом «Красного Знамени». Вышло так, что «награда нашла героя». Вот за этот орден меня и взяли в ОСНАЗ, точнее, в автотранспортный батальон 2-го особого мехкорпуса, водителем на «студебеккер».

Тогда, в январе, когда меня ранило, была одна война, тяжелая и кровавая. Каждый из нас делал то, что должно, потому что иначе было никак. Сейчас, в сентябре, когда наш корпус с переформирования снова перебросили на фронт, я вижу, что дела тут идут совсем по-другому, как будто я попал на другую войну. Конечно, пока я валялся по госпиталям, то читал газеты и слушал радио, а потому знал, что мы побеждаем. Но радио или газеты – это одно, а чувствовать это своей шкурой – совсем другое. Сколько шоферских жизней сберегли те самые «Шилки», сколько машин остались целыми, сколько грузов доехало до места, а не сгорело на обочине… Теперь уже не мы должны бояться немца, а немец нас. И если он будет плохо бояться, то с ним будет то же самое, что с теми двумя «мессерами». Так, глядишь, долго ли коротко ли, но и в Берлин мы придем (как и поется в той песне), возьмем кое-кого за причиндалы, намотаем на тяжелый шоферский кулак и поспрашиваем с пристрастием – почто эти гадины устроили нам внезапное нападение без объявления войны. Теперь пусть извиняют, если что, мы таких шуток не понимаем. Как говорят тут, в ОСНАЗе: «Глаз на дупу натянем и моргать заставим»…