Разминка перед боем - Александр Михайловский

– Давайте, – оживился Александр, – тем более что мне не терпится пройтись по мосту, которого в нашем времени еще не было. Он очень красивый.

На середине Троицкого моста, который Антон по старой памяти называл Кировским, они остановились, и долго любовались панорамой Невы со снующими по ней прогулочными теплоходами и катерами, стрелкой Васильевского острова, Зимним дворцом.

– Красиво, правда? – полувопросительно-полуутвердительно сказал Александр. – Прекрасный все-таки город – Петербург.

– Тут я с вами полностью согласен, – ответил Антон, – сколько лет живу в нем, а все никак не могу налюбоваться на нашу Северную Пальмиру.

Со стороны собора Петропавловки донесся перезвон колоколов. Антон посмотрел на часы.

– Уже четыре, – сказал он, – прибавим шагу. В шесть ко мне должен зайти один хороший знакомый. Я думаю, что вам будет тоже полезно его послушать. Пройдемся по крепости, и домой…

– Хорошо, пусть будет так, – кивнул Александр.

Единая и неделимая

Расставшись с сыном, император загрустил и всю дорогу до Зимнего дворца сидел молча, погруженный в какие-то свои мысли.

Шумилин, который ехал вместе с Николаем, тоже молчал, хотя у него было о чем поговорить с ним. Но нельзя быть излишне навязчивым, тем более при общении с императором.

Когда же карета Дворцового ведомства подъехала к Зимнему дворцу, Николай, по всей видимости закончив, наконец, свои размышления, внимательно посмотрел на Шумилина.

– Александр Павлович, – сказал царь, – не могли бы вы пройти в мой кабинет? Я хотел бы переговорить с вами.

Заинтригованный Шумилин принял приглашение Николая. Уже немного зная его характер, он понял, что император чем-то сильно озабочен. И Александр не ошибся. Разговор, который начал царь, касался государственного устройства России. Точнее, существования в ней таких аномальных образований, как Царство Польское и Великое княжество Финляндское. Они достались Николаю по наследству от старшего брата, Александра I – желая поиграть в демократию, тот дал этим образованиям права, которых не было у российских губерний.

– Александр Павлович, – сказал Николай, – у меня все не идет из головы барельеф, который я видел, будучи вашим гостем, на стене дома напротив церкви Святого Пантелеймона. Вы сказали, что Россия в ХХ веке дважды воевала с Финляндией. Это что ж получается – одна из частей Российской империи объявила войну другой ее части? ! Сие нонсенс…

– Эх, ваше величество, – вздохнул Шумилин, – нонсенс этот, к сожалению, в наше время стал вполне распространенным явлением. Да и вам самому уже довелось усмирять взбунтовавшуюся Польшу, которая не оценила всех милостей, которые оказали ей ваши старшие братья. На вас неблагодарные ляхи тоже не могут пожаловаться – ведь у них был сейм, свое правительство, своя армия и даже своя конституция – то есть то, чего не было у самой России. И в 1830 году поляки подняли мятеж…

– Я помню все это, – сухо сказал Николай, – мой брат Константин чудом спасся из своего дворца, где его едва не убили опьяненные кровью своих жертв бунтовщики. После подавления мятежа я урезал права польской шляхты и посадил наместником в Польше генерала Паскевича, князя Варшавского. С ним кичливые ляхи не забунтуют.

– Это так, – сказал Шумилин, – но ваш сын и наследник, став после вашей смерти императором Александром II, захочет снова проявить в отношении Польши ненужный либерализм, за что те ответят ему в 1863 году новым мятежом. Лишь после этого Польша исчезнет с карты Европы, став Привислянскими губерниями…

– Вот как, – удивленно сказал Николай, – значит, поляки, эти природные бунтовщики, так и не угомонились? Что ж, я сделаю все, чтобы мятежа в 1863 году не было. Я глубоко уважаю старшего брата, императора Александра I, но в данном случае вынужден с вами согласиться – создание Царства Польского было большой ошибкой… Но вы мне так ничего и не сказали насчет Великого княжества Финляндского.

– С ним тоже все не просто, ваше величество, – начал свой рассказ Шумилин. – Если Польша худо-бедно все же была на протяжении веков самостоятельным государством, которое порой играло немалую роль в судьбах Европы, то Финляндия никогда государственности не имела. И ваш брат Александр, после столетия русско-шведских войн подарив бывшей захудалой провинции Шведского королевства конституцию, сейм и все то, что позволило Финляндии считать себя полуавтономным государством в составе Российской империи, совершил большую ошибку. К тому же он передал в состав Великого княжества Финляндского Выборгскую губернию, отвоеванную у Швеции еще императором Петром I. Зачем? Непонятно…

– Насчет этого я возражал, – не выдержал царь. – Вы ведь слышали о докладе статс-секретаря барона Роберта Генриховича Ребиндера – кстати, уроженца Финляндии, – который еще в 1826 году просил меня вернуть России части Выборгской губернии с преимущественно русским населением, опасаясь, что из Выборгской губернии со временем создастся утес, о который разобьется самостоятельность Финляндии…

– Барон Ребиндер был человеком большого государственного ума, – сухо ответил Шумилин, – в нашей истории все произошло именно так, как он напророчил. К тому же вы, ваше величество, не нашли ничего лучше, как отправить проект барона в финский сенат, где он и был благополучно провален.

– Но ведь финны не поднимали мятеж, как сделали это поляки, – попробовал возразить Николай, – скажу даже больше – в 1831 году лейб-гвардии Финский стрелковый батальон принял участие в подавлении польского мятежа. И надо сказать, показал себя весьма неплохо, например, в сражении при Остроленкой.

– Это так, ваше величество, – ответил Шумилин, – но «горячие финские парни», в отличие от мятежной шляхты, в открытую не бунтовали. Они ме-е-е-едлено-о-о подгребали под себя власть в Великом княжестве, урезая права проживавших там русских и православных.

Например, финские и шведские чиновники саботировали закон, принятый вашим братом, о постепенном введении в Финляндии русского языка в качестве государственного.

Вот что писал о Великом княжестве Финляндском один из русских историков, живший в начале ХХ века: «Русские, подобно иностранцам, лишены прав политических, так как не могут ни избирать депутатов сейма, ни сами участвовать в нем. Русским закрыт доступ на военную, гражданскую и духовную службу. Русские, живущие в крае, облагаются налогом в пользу общины, но тем не менее лишены права голоса в городских и сельских общинных собраниях».

Дело дошло до того, что русским детям было запрещено учиться на родном языке. А в самой Финляндии торжественно открывались памятники, прославляющие победы финнов и шведов над русскими войсками…