Британский вояж - Александр Михайловский

Но англичане, которые числились тогда нашими союзниками, самостоятельно или через турецких контрабандистов поставляли немирным горцам оружие и боеприпасы, соль и хлеб. Из турецкого порта Батум выходило множество небольших парусных судов, которые везли оружие и военное снаряжение. Побережье Черного моря в тех краях изрезано многочисленными мелкими бухточками, в которые могли войти небольшие суда и там разгрузиться. А кораблей Черноморского флота просто не хватало для того, чтобы уследить за всеми этими бухтами.

В 1832 году император утвердил инструкцию для черноморских военных крейсеров, в которой говорилось: «Для сохранения российских владений от внесения заразы и воспрепятствования подвоза военных припасов горским народам, военные крейсеры будут допускать к черноморскому восточному берегу иностранные коммерческие суда только к двум пунктам – Анапе и Редут-Кале, в коих есть карантин и таможни, к прочим же местам сего берега приближение оным запрещается».

– И чем же все это закончилось? – поинтересовался Сергей Борисович.

– А закончилось все международным скандалом из-за захвата российскими кораблями британской шхуны «Виксен» у Суджук-Кале, – ответил Бенкендорф, – которую послал к нашему побережью тот самый Дэвид Уркварт. Он был тогда первым секретарем британского посольства в Константинополе. Суть же провокации заключалась в следующем. В случае удачи плавания «Виксена» этот британец стал бы кричать на каждом углу, что, дескать, Россия де-факто не владеет берегами Черноморского побережья Кавказа, а потому не имеет права владеть побережьем и иметь в качестве подданных народы, которые там живут. Ну, а в случае неудачи между Россией и Британией могла бы начаться война. Правда, не случилось ни того, ни другого. Шуму было много, но когда страсти немного улеглись, шхуну конфисковали, а ее экипаж выслали в Константинополь.

И еще. Министр иностранных дел Нессельроде в случае с «Виксеном» вел себя не самым лучшим образом. И если бы не желание государя во что бы то ни стало отстоять честь Империи, невзирая даже на опасность начать войну с Британией, все могло бы закончиться гораздо унизительней для России.

– И все же без патрулирования побережья обойтись нельзя, – сказал Сергей Борисович, – только подобным способом можно настолько стеснить горцев, что они не выдержат и прекратят сопротивление. После чего им ничего не останется делать, как пойти на переговоры с русским военным командованием. Для того чтобы все это успешней сделать, мы можем выделить для тех частей, которые будут пресекать высадку наемников и контрабандистов на побережье Кавказа, наши технические средства, позволяющие видеть корабли, приближающиеся к берегу, в тумане и ночью. Причем видеть их на большом расстоянии. Кроме того, мы дадим средства связи, с помощью которых с этих постов можно будет передавать координаты обнаруженных судов на патрульные корабли Черноморского флота. Мы обучим ваших людей пользоваться этими приборами.

– Сергей Борисович, – сказал граф, – мы были бы очень благодарны вам за такую помощь. Я обязательно сообщу государю о вашем предложении. Думаю, что оно будет с благодарностью принято. Конечно, стеснить горцев с помощью морской блокады было бы неплохо. Но ведь этого мало. Надо как-то успокоить самих горцев. Не могли бы вы поделиться вашим опытом умиротворения Кавказа?

– Поделиться, конечно, можно, – кивнул Сергей Борисович. – Но лишь после того, как вы подлечитесь. Не беспокойтесь, как я понял из рассказа Олега Михайловича, ваш заместитель майор Соколов прекрасно справляется со своими обязанностями. Сегодня вечером подполковник Щукин снова отправится в ваше время. С собой он возьмет все необходимое для того, чтобы миссия в Британии прошла успешно. А вы отдыхайте и лечитесь. В свое время вы достаточно потрудились на благо России. Ваши раны и тяжелая контузия, полученная в «Битве народов» под Лейпцигом, серьезно сказались на вашем здоровье. Александр Христофорович, может быть, у вас есть какие-либо просьбы и пожелания? Мы будем рады выполнить их.

– Сергей Борисович, – немного подумав, ответил Бенкендорф, – я бы хотел побывать в Москве. Я помню ее еще до пожара 1812 года, помню ее, забитую ранеными французами, помню, как на ее улицах я рубился с польскими уланами – арьергардом отступающей армии Бонапарта. Еще дымились взорванные башни Кремля, а храмы были загажены и ограблены «цивилизованными» варварами.

– Хорошо, Александр Христофорович, – сказал Сергей Борисович, поднимаясь со скамейки, – как только врачи посчитают, что ваше самочувствие значительно улучшилось, я пришлю за вами машину, и вас отвезут в Москву. Вы своими глазами сможете увидеть – как теперь выглядит Первопрестольная, комендантом которой вы стали сразу же после изгнания французов.

* * *

Попрощавшись с Бенкендорфом, Щукин и его спутник отправились к ожидавшей их машине. Они молчали, обдумывая то, что им довелось сегодня услышать. Первым заговорил Сергей Борисович.

– Олег Михайлович, – сказал он, – с графом мы более-менее все обговорили. Думаю, что сейчас Александру Христофоровичу надо как следует подлечиться. Ведь, насколько я помню, в нашей истории граф Бенкендорф скоропостижно скончался в 1844 году от инфаркта. Я не ошибся?

– Это официальная версия, – ответил Щукин, садясь за руль черной иномарки, на которой он с Сергеем Борисовичем приехал в санаторий. – Но поговаривали, что смерть его была не случайной. Впрочем, кто теперь может сказать об этом точно? Важно, чтобы в новой версии истории России этого не произошло. Хотя в любом случае надо осторожно выводить графа из игры, а вместо него пусть спецслужбы империи возглавит ротмистр, пардон, уже майор Соколов. Кстати, каково ваше мнение об этом молодом человеке?

– Мое мнение? .. – Машина тронулась с места, и подполковник на несколько секунд задумался. Потом он ответил: – Мне кажется, что Дмитрий далеко пойдет. Он умен, хорошо образован, инициативен, порядочен и храбр. В последнем я убедился лично, когда нам пришлось обезвреживать британцев, захвативших заложников. Думаю, что со временем он станет так же близок к императору, как и Бенкендорф.

– К тому же, как я слышал, – улыбнулся Сергей Борисович, – ваша дочка с большой симпатией поглядывает на этого молодого человека…

– Гм, – немного сконфуженно ответил Щукин, – пока еще рано об этом говорить. Моя Надежда – девица взбалмошная и непостоянная, как все женщины. Но если между ними возникнет что-то серьезное, то я этому буду только рад. Пора ей подумать о семейной жизни, а мне, наконец, заняться воспитанием внуков.

– Дай-то Бог, – покачал головой Сергей Борисович. – Но это все лирика. Нам же следует подумать о материальном обеспечении всей операции. А потому, как я полагаю, наш следующий визит – к Антону Воронину. Ведь если бы не его изобретение, то вряд ли мы сейчас ломали голову над проблемами XIX века.