Война за проливы. Операция прикрытия - Александр Михайловский

Поморщившись, Император Михаил попросил своего адъютанта записать данный вопрос в блокнот-ежедневник. Российской империи нужен новый гимн, который гарантированно отличал бы ее от других империй. И кайзеру Вильгельму присоветовать сделать то же самое. А то негоже самым мощным континентальным державам пользоваться обносками с чужого плеча.

Но вот гимны отыграли; императоры и их верные клевреты обменялись приветствиями и дружной компанией направились внутрь, где все уже было приготовлено для эпохальной встречи. Никаких делегаций, только сами монархи и их ближайшие помощники. Правда, некоторые вопросы у британского короля вызвало присутствие на встрече сербского королевича и болгарского царя, допущенного в общество взрослых мужчин благодаря своему монаршему статусу, но император Михаил сказал, что не будет обсуждать балканский вопрос без главных действующих лиц и своих ключевых союзников, без пяти минут родственников.

– В таком случае, – ответил британский король, – стоило бы позвать на эту встречу греческого короля Георга Первого и итальянского монарха Виктора Эммануила Третьего.

– О приглашении греческого короля, дядя Берти, – парировал Михаил, – вам нужно было позаботиться самостоятельно, ибо что разрешено, то не запрещено. Впрочем, королю Италии на нашей встрече ловить нечего. Я в курсе, что он облизывается на Албанию, Триполитанию и Киренаику, но это пустые мечты, по крайней мере, в отношении Албании. А то развелось тут любителей хватать куски с чужого стола и растаскивать их по своим норам, пока хозяева заняты серьезными делами…

При этом никого не удивило присутствие в зале заседаний госпожи Антоновой, генерала Бережного и адмирала Ларионова, а также отсутствие представителей турецкого султана, австро-венгерского императора и румынского короля. Турки и австрийцы были жертвенными баранами, предназначенными на заклание, а акции Румынии в последнее время крайне низко котировались на петербургской политической бирже. Стрелка барометра для этого политического недоразумения, зачатого в результате нечаянного австро-русского компромисса полвека назад, стояла между отметками «дождь» и «буря». Никто не любит вороватых цыган. Сербы и болгары, напротив, были «братушками», и при условии соблюдения ими общего политического курса с их мелкими недостатками были согласны мириться.

– Итак, господа монархи, братья по разуму и соратники по цеху, – на правах хозяина встречи начал император Михаил, – все мы люди занятые, у всех дома осталось хозяйство и семьи, поэтому не будем терять времени и приступим к делу хорошенько помолясь… Аминь.

– Аминь, Майкл, – ответил король Эдуард, – в первую очередь мы хотели бы услышать о твоих планах в отношении Турции. А то у нас возникли некоторые опасения за здоровье Больного Человека Европы.

– Говорите только за себя, Берти, – буркнул кайзер Вильгельм. – Эти турки настолько бестолковы, что с ними совершенно невозможно иметь дела. Разговоры о железной дороге из Константинополя в Басру через Багдад идут уже тридцать лет, а дело не двигается ни на шаг.

– Хорошо, Вильгельм, – с нажимом сказал британский король, – это у меня возникли опасения за здоровье дражайшей тетушки Турции.

– Напрасно вы так переживаете, дядюшка Берти, – ответил Михаил, – ваша турецкая тетка больна неизлечимой болезнью из смеси алчности и злобы. Она скончается от вызванной ею гангрены вне зависимости от ваших переживаний, ибо таково веление времени. Сейчас, когда с момента исторического Сан-Стефанского договора минуло тридцать лет, Россия ставит ребром вопрос возвращения к его условиям и, соответственно, отмене итогов Берлинского конгресса. Ведь за это время турецкие власти так и не удосужились выполнить главное условие того соглашения – обеспечить безопасность христианского населения Османской империи, а также равные права христиан и мусульман. Вместо этого сербскому, болгарскому, греческому и армянскому населению Оттоманской Порты непрерывно чинятся всяческие утеснения, из-за чего территорию турецкой державы сотрясают восстания и всяческие неустройства. И самым большим из этих неустройств является правительство его Величества султана, который в свое оправдание даже не может сослаться на грехи предшественников, ибо он сам непрерывно правит уже тридцать два года.

– Турция, – сказал король Эдуард, – никогда добровольно не согласится с ущемлением своих прав…

– Если она не согласится с этим добровольно, – парировал Михаил, – то будет принуждена к тому военной силой – и потеряет не только Фракию и Македонию, а вообще все. Сейчас, в двадцатом веке, не может быть терпимо такое положение, когда в колыбели древнего христианства вовсю властвует свирепый людоедский режим, жестоко угнетающий своих подданных…

– Майкл! – воскликнул король Эдуард, – ну зачем все это представление для публики? Мы же все прекрасно понимаем, что главным для тебя являются не какие-то мифические права христианского населения Османской империи, а усиление своего влияния на Балканах и контроль за Черноморскими проливами…

– Когда Британия, – ответил император Михаил, – захватывает какую-нибудь заморскую территорию или усиливает свое влияние в какой-нибудь части света, она зачастую не заморачивается моральными оправданиями. Дядя Берти, никогда не меряйте других своими мерками. Для нас, для русских, совершить какое-нибудь доброе дело ничуть не менее важно, чем получить от этого выгоду. И к тому же, если все страны в мире не стыдятся полученных ими политических выгод, то почему этого должны стыдиться мы? Россия достаточно брала на себя разных дурацких обязательств, в результате которых ее обманывали и прямо обворовывали. Дядя, ты приехал сюда говорить с позиции силы – так получай то блюдо, которое заказывал. Российская Империя в любом случае, невзирая на все сопротивление Британии, выполнит свои обязательства перед странами Балканского союза и христианскими народами, стонущими под магометанским игом. У нас хватит пороха и решимости в случае начала военного противостояния причинить Британии чудовищную боль и вынудить ее отступить не солоно хлебавши. Впрочем, если вам будет угодно, то мы отдадим вам часть своей добычи, ибо Христос заповедовал делиться с ближним. После разгрома Турецкой империи вся территория Аравии, включая и ту ее часть, которая ныне не является турецкими владениями, может отойти в собственность британской короны.

Наступила тишина. Взятка была предложена – и теперь английскому королю предстояло решить, брать ее или гордо отвергнуть. Правда, в таком варианте имелся большой риск вообще остаться ни с чем, ибо русским эта Аравия даром не сдалась, – в результате чего после британского отказа на нее наверняка раззявят рот немцы. Вон, кайзер Вильгельм, который до сих пор не наелся колоний, смотрит на короля Эдуарда, приоткрыв рот и затаив дыхание. А ну как откажется – и тогда Аравия его… А против союза двух континентальных империй Британия воевать не сможет. Точнее, сможет, только добром это для нее не кончится. Слишком уж несопоставимы ресурсы.