Примкнуть штыки! - Сергей Михеенков

Что значит: «забавные»? Она что, с ними забавляется?

И в голову лезли всякие дурацкие мысли, вроде презервативов Гейнце. Ладно, решил он в конце концов, вот разрушим эту русскую крепость Медынь, поеду в отпуск на родину и во всём разберусь сам. Германии, конечно же, нужна дешёвая рабочая сила. Особенно сейчас, когда многие немцы надели солдатские мундиры, покинули Vaterland и теперь выполняют свой священный долг перед Великой Германией сражаясь кто в Африке, кто в небе над Гибралтаром и в бескрайних водах многих морей, а кто здесь, на Восточном фронте. В Рейхе и союзнах странах должны производить достаточное количество оружия, боеприпасов, самолётов, танков, автомобилей, продовольствия, обмундирования. На заводах и фабриках много чёрной, работы, и ею не должны заниматься высококвалифицированные рабочие и специалисты, которых даже в армию не призывают по причине их незаменимости там, в цехах, у станков. Вот эту чёрную работу и должны выполнять рабы. Чёрт бы их побрал! Как они себя ведут в большинстве случаев в бою! Иваны всегда бегут, как только за дело берутся штурмовые эскадрильи 2-го Воздушного Флота и их рота при поддержке танков поднимается в атаку! Разве могут такие называть себя солдатами? Или они действительно не хотят выполнять приказы своих большевиков-командиров и жидов-комиссаров?

На Десне их, разбежавшихся по лесам и оврагам, травили, как зайцев на большой охоте, а уцелевших сгоняли к шоссе десятками и сотнями. Иногда они попросту бросали свои окопы и выходили навстречу с поднятыми руками и листовками-пропусками. Брели, как бараны. Как стриженые бараны с испуганными глазами. Так было до Юхнова.

И вот на их полк, успешно, почти без помех продвигавшийся вперёд в составе дивизионного авангарда, напали какие-то свежие формирования иванов. Они были совершенно не похожи на тех, с кем они имели дело все эти дни. Неужели, действительно какой-то резерв, который прозевала разведка, чёрт бы её побрал. И форма на них какая-то необычная, аккуратная, хорошо подогнанная. И стреляют они хорошо. Умело маневрируют в ходе боя, удерживают фланги, смело перемещаются под огнём. Невозможно засечь и уничтожить их пулемёты: дадут пару прицельных очередей – сразу двое-трое убитых и столько же раненых, – и тут же меняют позицию, тщательно, без суеты маскируются и терпеливо ждут момента, когда можно сделать ещё две-три верных очереди. У них есть снайперы, которые на двести-триста шагов попадают в голову, точно под обрез каски. Правда, обер-лейтенант Вейсс высказал предположение, которое немного утешало: это – последние отряды русских, резервы из личной охраны Сталина, что они немногочисленны и что за ними уже никого нет – свободная дорога до самой Москвы. Медынь. Прорваться к Медыни. Разогнать по лесам этих последних охранников Сталина. Окружить, забросать гранатами и минами, если не захотят сдаваться добровольно. Истребить непокорных. Как это было прежде. Как это было везде. А от Медыни до столицы русских их мотоциклетный батальон домчит за несколько часов. Уж они-то устоят им переполох. Так что последний сталинский резерв лучше перебить здесь, на дороге и в окрестных лесах. В городах, среди прочных каменных домов, они могут продержаться в обороне гораздо дольше.

Рядовой Вальтер Клюг резко повернулся к врагу лицом и попытался отмахнуться своим коротким автоматом. Узкий рожок был пуст и сам автомат показался необычайно лёгким и не таким надёжным, как прежде. Долговязый русский, похоже, угадал его движение. Он убрал штык на себя и тут же, когда автомат пролетел мимо, сделал мгновенный и стремительный, как удар рассвирепевшего шершня, выпад вперёд. Штык блеснул навстречу чуть ниже груди и исчез в распахе шинели рядового первого взвода шестой гренадерской роты Вальтера Клюга, обладателя Железного креста II- го класса – за личную доблесть в бою, уроженца Мазурских Озёр, которому на днях сестра Герда прислала такое светлое письмо и которому на днях был обещан заслуженный отпуск на родину.

– А-а-а! – вопил курсант Денисенко и, сам испугавшись своего ловкого и точного, как удар шершня, выпада, пропихивал штык своей самозарядной винтовки всё дальше и дальше. – И-и-и! Сук-ка-а!

Вальтер Клюг уже больше не мог удерживать равновесия. Земля и всё, что, казалось, так прочно удерживалось на ней благодаря неким незыблимым физическим законам, стало колыхаться и распадаться, терять свои формы и очертания. Он быстро терял силы и вскоре рухнул на колени. Он понял, что единственное, что сейчас необходимо сделать и что он ещё сможет сделать – попытаться не упасть, попытаться удержать своё тело. Удержаться, удержаться…

Ведь если он упадёт, этот русский просто растерзает его своим штыком. Вальтер Клюг крепко держался за курсантскую винтовку, прижимая её к себе, потому что в это мгновение именно она одна помогала ему удерживать равновесие и не упасть с этого высокого и просторного крыльца вниз, откуда он уже никогда не поднимется. Удержаться, удержаться… до Медыни… а там… на карте обер-лейтенанта… совсем рядом… этот проклятый иван… не отдать… только не отдать ему этот ужасный штык… Зачем?

Бледным, глубоким ртом ещё живого человека он жадно хватал воздух. Ещё, ещё воздуха… Ещё несколько глотков… Я жив… Я ещё жив… Я дойду до Медыни… Я должен дойти… Меня нельзя убивать… Я – кавалер Железного креста… Я завтра поеду на родину… Будьте вы прокляты…

– Meine Liebe… Meine Liebe Mama…

Денисенко оглянулся, лихорадочно ища помощи. Ему казалось, что этот бугай, которого он таки достал своим штыком, сейчас соберётся с силами, вырвет у него из рук винтовку и убьёт его.

– Ребята! На помощь!

Но каждый был занят своим делом. И Денисенко завопил ещё сильнее, при этом не выпуская из рук винтовку. Она помогала ему удерживать немца на расстоянии. Выпусти он из рук приклад – и ему конец. Когда он вдруг понял, что никто не придёт к нему на помощь, с силой рванул на себя винтовку. И сразу почувствовал, как его противник сразу отяжелел и стал заваливаться набок. Но штык, видимо, засев в позвоночнике, не поддавался. Немец валился вместе с винтовкой, и Денисенко снова охватил ужас: что делать? как у него отнять свою винтовку? бросить её?

пока идёт бой, взять его автомат, вон он лежит… а потом вернуться за винтовкой. А вдруг немец только притворяется? Вдруг, он не умирает, а только ждёт, когда Денисенко потеряет бдительность и отпустит приклад своей винтовки? ..

Но тут подбежал помкомвзвода Гаврилов, оттолкнул Денисенко, упёрся ногой в судорожно напрягшийся живот немца и вырвал застрявший штык.