Ничей современник - Игорь Волгин

Достоевский записывает в своей последней записной книжке: «Я ничего не ищу, и ничего не приму, и не мне хватать звёзды (т. е. ордена. – И. В. ) за моё направление» [83 - Из записной тетради 1880–1881 гг. (Критикам) // Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 27. С. 86. ].

Подытоживая высказывания печати о «Дневнике писателя», можно заключить, что последний не обрёл прочной поддержки со стороны какого-либо общественного лагеря.

«Дневник» не воспринимается русской прессой как некая целостность, а оценивается «изолированно» – по тем или иным отдельным своим положениям. (Подобное восприятие перейдёт затем в историко-литературную традицию. ) Печать высказывается о «Дневнике» крайне противоречиво, причём некоторые органы могут менять свои оценки («Голос», «Биржевые ведомости»). Наиболее резкой критике подвергается «Дневник» со стороны либеральной прессы. Вместе с тем моножурнал Достоевского не получает никакой реальной поддержки «справа», а иногда даже удостаивается враждебных выпадов с этой стороны. Демократическая печать либо полемизирует с «Дневником» по отдельным вопросам («Дело»), либо сохраняет по отношению к нему известную сдержанность («Отечественные записки»). Сам же «Дневник» ведёт полемику только с либеральными и консервативными органами («Русским вестником», «Вестником Европы», «Биржевыми ведомостями»), не задевая оппонентов «слева» [84 - Разумеется, это внешнее «перемирие» не могло быть достаточно прочным, ибо «Дневник» внутренне полемичен по отношению к самим основам революционно-демократической идеологии. Для «Дневника» вообще характерны приёмы «зашифрованного» диалога (см. , напр. : Борщевский С. Щедрин и Достоевский. М.: Гослитиздат, 1956). ].

Современная «Дневнику» журналистика единодушно отмечает самостоятельность издания и, как правило, не причисляет его ни к одному из существующих направлений. При этом, однако, собственное направление «Дневника» фактически никак не определяется: оно получает в оценках прессы сугубо эмоциональные характеристики (искренность, откровенность и т. п. ).

Естественно, на следующем этапе изучения «Дневника» необходимо сопоставить его точку зрения по конкретным общественным вопросам с позициями других печатных органов и – шире – с умонастроениями эпохи. Но уже теперь мы приходим к выводам, немаловажным для понимания его идейной истории. Последняя, однако, останется неполной без анализа отношения к «Дневнику» его собственных читателей.

К этому сюжету мы и обратимся.

Глава 4

Редакционный архив

«Не надо заводить архива…»

Посмертный архив Достоевского отразил судьбу своего хозяина.

Всю его жизнь та сила, которую, если угодно, можно назвать предопределением или роком, гнала его с места на место. Из любезного ему отчего дома – в мрачные дортуары Инженерного училища, с шумных пятниц Петрашевского – в смрадные казармы омской каторги, в семипалатинскую глушь, в забытую Богом Тверь, а затем – на людные перекрестки Европы, в меблированные комнаты Дрездена, Флоренции, Эмса…

Не было собственного угла, гнезда, очага, пристанища. Своей Ясной Поляны. Тихое старорусское жилище явилось только в самом конце…

В одном Петербурге Достоевский сменил около двадцати квартир. Постоянные переезды не способствовали заведению архивов. Рукописи – черновики, записные книжки, письма – оставались у родственников, пылились на чердаках, терялись. В недрах III Отделения бесследно канули бумаги, взятые при обыске и аресте. В 1871 г. , возвращаясь в Россию, Достоевский собственными руками уничтожил целый чемодан рукописей. «Мы растопили камин и сожгли бумаги… – горестно вспоминает Анна Григорьевна. – Мне удалось отстоять только записные книжки…» [85 - Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 198. ]

«Дневнику писателя» в этом смысле повезло. Он создавался в обстановке более или менее налаженного быта, когда внезапные катастрофы уже не прерывали нормального течения жизни. Большинство дошедших до нас рукописей и писем Достоевского приходится именно на 1870-е гг.

Редакционного архива «Дневника писателя» как такового, собственно, не существует. Ни в одном нашем хранилище – ни в Российской государственной библиотеке, ни в Российском государственном архиве литературы и искусства, ни в Пушкинском Доме – относящиеся к «Дневнику» материалы не выделены в какой-то особый фонд. Они включаются, как правило, в состав общих фондов Достоевского. Поэтому о редакционном архиве «Дневника» приходится говорить лишь в некоем собирательном смысле.

Между тем этот комплекс документов, несомненно, имеет самостоятельное значение. Он проливает свет на доселе совершенно неизвестную «подводную» сферу творческого бытия Достоевского.

Помимо рукописей «Дневника», значительную часть редакционного архива составляют читательские письма. О них скороговоркой упоминают многие исследователи. Более того, почти все они зарегистрированы в обстоятельном «Описании рукописей Ф. М. Достоевского» [86 - Описание рукописей Ф. М. Достоевского / Под ред. B. C. Нечаевой. М., 1957. ]. Но сами письма никогда специально не изучались и до последнего времени практически не были введены в научный оборот [87 - См. нашу публикацию: Волгин И. Л. Письма читателей к Ф. М. Достоевскому. ].

«Дневник писателя» и его эпистолярия – в их взаимосуществовании, в их динамическом двуединстве запечатлён немаловажный момент русской исторической жизни. С одной стороны – Фёдор Михайлович Достоевский – мировой гений, волею судеб оказавшийся в перекрестье глубочайших противоречий своей родины. С другой – его читатели и современники, жаждущие немедленного разрешения разнообразнейших проблем – от мучительных загадок бытия до самых обычных житейских недоумений.

Вопросы стиля мало занимают корреспондентов «Дневника». Но если одни читатели – деловиты, сухи, немногословны, то другие пытаются отвести душу – и в коротенькой открытке, и на десятках густо исписанных страниц.

Письмо – важнейшее звено в цепи, связующей «Дневник» с его аудиторией. Остановимся же на этом звене подробнее.

Письма читателей

Воссоздавая умственную атмосферу минувшего времени, историк общественной мысли регистрирует не одни лишь ураганы и грозы, бушевавшие в этой насыщенной или, наоборот, разреженной атмосфере. Он пытается ощутить тончайшие колебания духовного микроклимата, стремится постичь почти неуловимые нюансы социальной жизни, которые, оставаясь, как правило, недоступными для методов крупномасштабного исторического исследования, составляют тем не менее существенную предпосылку научной полноты и достоверности.

В нестройном и разноречивом конгломерате исторических документов далеко не последнее место занимает частная переписка. Источники эпистолярного характера остаются для нас незаменимым свидетельством отношений, которые связывали между собой различных членов общества, а также в достаточной мере характеризуют состояние самого этого общества.

Специфика письма как исторического источника определяется его функциональным назначением и местоположением в ряду других документальных материалов. Частное письмо, всегда являясь актом индивидуального творчества, несёт на себе неизгладимую печать личности. С одной стороны, оно свободно от обкатанных, безликих форм служебной переписки и официального делопроизводства. С другой, будучи по самой своей сути предназначено для чужого глаза, письмо всегда направленно – в том смысле, что, в отличие, например, от дневниковой записи, призвано произвести немедленное действие на своего предполагаемого адресата.