Спасение царя Федора - Александр Михайловский

«В начале июня 1605 года князь Василий Голицын был прислан Лжедмитрием в Москву как наместник и руководил убийством Фёдора Годунова. В дальнейшем неизменно был на стороне победителей во всех конфликтах, участвовал в свержении и Лжедмитрия (один из организаторов заговора в 1606), и Василия Шуйского (1610). В. В. Голицын участвовал в посольстве к Сигизмунду III (1610), был задержан в Польше как пленник вместе с митрополитом Филаретом. Умер в Вильно, находясь польском плену в 1619 году. Потомства не оставил. »

Пока главным подозреваемым у Самозванца был окольничий Богдан Бельский, заправлявший всем в Москве до прибытия Василия Голицына. При царе Борисе Годунове Бельский находился в ссылке, после смерти царя был амнистирован вдовствующей царицей, с которой он находился в родстве, а как только запахло жареным, он одним из первых перешел на сторону Лжедмитрия. В общем, все основания для подозрений были налицо, тем более, что и стражу возле терема, где содержались Годуновы, выставлял тоже он.

Секир-башка ему была неизбежна и поделом. А то закажешь Ольге Васильевне сделать выборку по биографии такого поца – потом читаешь и дивишься, какую это ловкость и гибкость в членах надо иметь, чтобы от царя Федора Борисыча перекинуться к Лжедмитрию I, от него к Ваське Шуйскому, от Васьки Шуйского к Лжедмитрию II, от Лжедмитрия II к польскому королевичу Владиславу Сигизмундовичу, от него – к Михаилу Романову, и все это с прибытком, новыми вотчинами и денежными пожалованиями. А морда, простите, не треснет? Пусть этот Богдан Бельский будет первой ласточкой, говорящей о неукоснительном претворении на Руси принципов «кто чем грешил, тот тем и ответит» и «по подвигу и награда». А то, понимаешь, привыкли тут к боярской неприкосновенности, и уже измену за измену не считают.

У нас же тут дела тоже идут своим чередом. «Царь» Федор оказался так же пригоден к своей роли правителя огромной мятущейся державы, как и последний представитель династии Романовых на российском троне. Нет, дураком, неучем и негодяем юноша не был – в этом отношении дела обстояли как раз обратным образом – но вот того закаленного стального стержня, какой необходим в любом правителе, чтобы не согнуться и не сломаться под напором внешних обстоятельств, в нем не было. Тут он был не чета великому князю Александру Ярославичу в мире, где мы отразили Батыево нашествие. Тот развивался как правитель и полководец буквально не по дням, а по часам; и горе будет крестоносцам, когда они по наущению папы сунутся на русские земле. «Новый» Александр Ярославич, которому уже не надо будет оглядываться на копошащихся за спиной монгол, их живьем сожрет и костей не оставит.

А это плохо – правители без внутреннего стержня долго не живут. Нет, бывают и счастливые исключения, вроде Людовика XIII во Франции, но там такой стержень имелся внутри кардинала Ришелье, что и помогло Людовику выстоять, а Франции даже усилиться. Здесь же, в окружении Федора Годунова, своего Ришелье нет и не предвидится, скорее наоборот. Тут либо жадные родственники с голодными глазами, гребущие под себя все, что плохо лежит, либо политические проституты боярского происхождения, торгующие собой и Родиной по принципу «а кто больше заплатит».

А вот кто виновен в том, что с Федором Годуновым все получилось именно так, то знает только Бог. Но он молчит, хочет, чтобы я во всем разобрался сам. Скорее всего, как обычно бывает в таких случаях, во всем виновна семья. Папенька, изворотливый как глист, потому что в страшные времена окончания царствования Ивана Грозного сумел не просто выжить, но и взобраться на такую позицию в государственной системе управления, которая сперва сделала его всесильным премьером при полностью отстранившимся от дел царе-богомольце Федоре Иоанновиче, а потом позволила и самому занять трон для себя и своих потомков.

Маменька Федора, дочь Малюты Скуратова, Мария Скуратова-Бельская не сколько властолюбива, сколько честолюбива, и желает, чтобы ее семья была самой-самой-самой, не только на Руси, но и вообще в мире. Но ума, чтобы исполнять роль опорного стержня для своего мягкого как глина сына, Бог ей не додал, а посему все ее требования касаются только внешней, показной, стороны царских обязанностей. И переубеждать ее в ошибочности этого пути бесполезно. Просто не поймет. И никого другого к сыну не подпустит, и даже появись рядом с Федором такой кардинал Ришелье – мамочка будет гнать его всеми силами, ибо только ей принадлежит прерогатива промывать сыну мозги – и больше никому. Тут надо бы посоветоваться с патриархом Иовом и митрополитом, а в будущем тоже патриархом, Гермогеном – умнейшими людьми своего времени и большими патриотами России, настоящими святыми, положившими за нее свою жизнь. Патриарх Иов, кроме всего прочего, был сторонником династии Годуновых и сподвижником в государственных делах царя Бориса Годунова.

И мы посоветовались с Иовом, еще как посоветовались. Дело в том, что патриарх, узнав о чудесном исчезновении свергнутого царя вместе с семьей, сейчас же организовал в Успенском соборе Кремля благодарственное богослужение, призывая православный люд молиться за здоровье и процветание царя Федора Борисовича, царицы Марии и царевны Ксении. Сказать, что это взбесило клевретов Лжедмитрия – значит не сказать ничего. Васька Голицын был еще где-то за горизонтом, Богдан Бельский уже сидел под стражей, поэтому хватать и не пущать патриарха примчались два верных сподвижника вора Лжедмитрия – приятели и братья-акробатья Никита Плещеев и Гаврила Пушкин.

Но получилось очень нехорошо. Едва только эти два криворуких недоделка ухватились за патриарха, чтобы сорвать с него патриаршьи ризы и выволочь из храма (у Лжедмитрия был уже готов свой кандидат в патриархи, некий грек Игнатий), как вдруг в воздухе рядом с алтарем распахнулась дыра, из которой пахнуло миррой и ладаном – и появились обряженные в белые ризы господние ангелы саженного роста (бойцовые лилитки в зимних масхалатах, которые они использовали в мире Батыевой погибели) которые, не обнажая своих двуручных мечей (храм ведь) так наподдали святотатцам, что те кувырком летели до самого выхода. Гавриле при том случае пинком отшибло зад и протащило кувырком до самого выхода, на Никите, схватившемуся за саблю, переломало правую руку в трех местах, а также нанесло многочисленные ссадины и ушибы на наглую морду лица.

Сопровождавшие этих двоих различные блюдолизы и подхалимы не стали дожидаться ангельских тумаков и слиняли из Успенского собора впереди собственного визга. Заработать копеечку мелкими поручениями Самозванца – это они завсегда, а вот подставляться из-за этой копеечки под гнев Господень – на это они не согласные, пусть хватают и не пущают патриарха еще какие-нибудь придурки, которых не жалко, а они лучше поглазеют на это со стороны.