Девочка, Которая Выжила - Валерий Панюшкин

– А-а-а. – Священник помолчал. – Я вас научу. В левом приделе есть такой, как сказать, столик с подсвечниками. Он называется «канун». Берете свечку, подходите, осеняете себя крестным знамением, ставите свечку и молитесь как умеете за… кто у вас умер?

– Подруга. Но разве церковь не запрещает молиться за самоубийц?

– Церковь… – речь священника текла и текла, как лекарство, врачующее пустоту у Аглаи в груди. – Церковь – это мы все. Вы тоже церковь. Как вас зовут?

– Аглая.

– А меня Алексей Анатольевич. Очень приятно. – Помолчал. – Вы и есть церковь. Если вы молитесь за свою подругу и я молюсь вместе с вами, то вот вам уже и церковь молится.

– Но разве? ..

Давешняя старуха из лавочки выглянула в садик и довольно строго сказала: «Батюшка, простудитесь», но священник только махнул ей рукой, чтобы не мешала разговору. Старуха исчезла, а священник продолжал:

– Запрет на отпевание самоубийц действительно существует. Но практически почти не применяется. Можно получить разрешение канонической комиссии и отпеть человека, который покончил с собой. Почти всегда разрешение дают.

– Если запрет всегда обходят, зачем он?

– Полагаю, – священник усмехнулся, – многие наши единоверцы хотели бы видеть в аду побольше грешников и будут протестовать, если кто-то избежит ада.

Последних слов священника Аглая не поняла. Система верований собеседника казалась все менее логичной. Но ей хотелось еще послушать его голос, и она спросила:

– За грешников в аду не молятся?

– На Троицу есть молитва за тех, кто в аду, и сформировалось народное поверье, не вполне основательное, что за самоубийц следует молиться именно в этот день.

– Но, – Аглая вскинула на священника глаза, и тот увидел в них протест, – зачем разрешение? Зачем специальный день? Разве… Разве Христос не покончил с собой фактически?

Священник покачал головой:

– Как вы это себе представляете?

– Ну… Я не очень в это верю, но мне кажется, он думал, что мир невыносим. Покончил с собой, и мир от этого стал лучше.

– Понимаю. – Священник опять помолчал. – Я думаю, запрет приняли, чтобы самоубийц остановить. Представьте себе истово верующего человека. Он исповедовался, причастился, он чист перед Богом. И он, предположим, как вы, думает, что Христос совершил самоубийство. Не лучший ли это момент и не лучший ли способ, чтобы попасть в рай? И тут церковь ему говорит: «Если ты настолько чванлив, чтобы рваться в рай, когда тебе вздумается, а не когда призовет Господь, мы не будем за тебя молиться».

– А если человек чувствует, что мир невыносим? К вам же приходят такие люди?

– Да.

– И что вы им говорите?

– Я стараюсь отправить их к специалистам. К психиатрам, психологам…

– А как же слово пастыря?

– Словом, – священник вздохнул, – практически никогда нельзя помочь.

– Это мне священник говорит? – Аглая даже развеселилась немного. – Зачем же тогда церковь, если ее слово не может помочь?

– Церковь, – священник поежился и встал. – Пойдемте в тепло. Церковь ради Бога. А человеку можно помочь только тем, что вы находитесь с ним рядом и вместе ждете помощи оттуда, откуда она действительно может прийти.

В церкви священник говорил еще что-то, но Аглая прослушала. Она загадала, что если, прощаясь, священник пригласит ее заходить в храм, то, значит, Бога нет, а если не пригласит – то Бог есть и когда-нибудь в бескрайних полях Господа она встретится с Нарой и обнимет ее.

На прощание священник протянул руку и сказал:

– Приходите к нам, Аглая, мы будем вам рады.

Аглая понятия не имела, что надо делать, когда поп протягивает тебе руку, и просто пожала ее. И сказала:

– До свидания.

Выйдя из храма, Аглая написала в ватсапе:

«Пап, у нас сегодня встреча с психологом в институте. Говорят, он будет подготавливать нас к разговору со следователями. Мне чёт стремновато. Можешь заехать за мной часов в шесть? Типа, когда будет эта встреча, знать, что ты рядом».

Елисей ответил: «Ровно в шесть буду сидеть под дверью, малыш. Не бойся. Папа: )» – и впервые с той проклятой пятницы смог подумать о работе. Блестяще провел переговоры, в результате которых самый дорогой в Москве родильный дом, где ребенка родят за вас и где оценка по «Апгар» всегда будет десять, согласился одевать своих новорожденных в самые дорогие подгузники самого знаменитого в мире производителя подгузников. Потом мягко уклонился от гастрономических разговоров с представительницей клиента, компании, миллионами тонн перерабатывающей дары земли в океанический мусор. Представительнице было лет сорок, она была на высоких каблуках. Она занималась каким-то таким спортом, что мышцы у нее были как сушеная вобла. Она рассказывала про новый ресторан на Патриарших и намекала на возможность поужинать там вместе. Елисей сделал вид, что не понял намеков, и ровно в шесть подъехал к зданию Глашиного института.

Институт современных искусств занимал на Хитровке целый квартал. Четыре корпуса, выстроенных кривым каре. В северном корпусе – учебные аудитории, в южном – общежитие, в восточном – концертный зал и выставочная галерея, в западном – конференц-зал и администрация. Елисей подошел к учебному корпусу. Закурил, посидел на скамейке, поглядел на окна, за одним из которых дочка сейчас встречалась с неизвестно каким психологом, почитал новости в телефоне. Навальный опять кого-то разоблачил. Кого-то из сторонников Навального опять арестовали. Вертолет совершил жесткую посадку… Песков заявил… Татьяна Лобода извинилась за… Травили за харрасмент очередного журналиста… Бессудно посадили в тюрьму, засекретив материалы дела, очередную группу молодых людей… Елисей закурил снова и встал прогуляться вокруг квартала.

Под окнами общежития крови на асфальте уже не было – смыли. Из дверей общежития вышел большой мужчина с полиэтиленовым пакетом в руке. Отойдя от учебного заведения на предписанные законом метры, мужчина закурил, запустил руку с дымящейся сигаретой в пакет, извлек оттуда банку пива, вскрыл с оптимистичным хлопком и одним движением буквально опрокинул содержимое себе в рот. Эта манера пить, опрокидывая жидкость прямиком в горло, почему-то понравилась Елисею, вызвала в его душе какую-то ностальгическую нежность – кто же так пил, опрокидывая?

Мужчина вернул в пакет пустую банку, оглянулся на Елисея, всматривался в него минуту, потом вскинул руки и заорал: