Разные оттенки смерти - Луиза Пенни

Но Бовуар не без усилия заставил себя молчать. Просто не мог придумать, что бы такое умное сказать об искусстве.

Кастонге и старший инспектор беседовали о течениях в современном искусстве, при этом Кастонге говорил менторским тоном, а Гамаш слушал якобы увлеченно.

А Франсуа Маруа?

Жан Ги Бовуар начисто о нем забыл, но теперь кинул на него взгляд. Он увидел тихого пожилого человека, который тоже только смотрел и слушал. Но смотрел не на Кастонге.

Франсуа Маруа смотрел на старшего инспектора Гамаша. Изучал его. Внимательно. Потом он перевел взгляд на Бовуара. Взгляд был не холодный, но ясный и проницательный.

У Бовуара кровь застыла в жилах.

Разговор между старшим инспектором и Кастонге вернулся к убийству.

–? Ужасно, – произнес Кастонге таким тоном, словно выразил необычное и проницательное мнение.

–? Ужасно, – согласился Гамаш, подаваясь вперед. – У нас есть две фотографии убитой женщины. Не могли бы вы на них взглянуть?

Бовуар протянул фотографии сначала Франсуа Маруа. Тот просмотрел их и передал Андре Кастонге.

–? К сожалению, я ее не знаю, – сказал Кастонге. Бовуар с неохотой признал, что нужно отдать ему должное: при виде мертвой женщины он огорчился. – Кто она?

–? Месье Маруа? – Гамаш повернулся ко второму старику.

–? Боюсь, что и я вижу ее впервые. Она была на вечеринке?

–? Вот это-то мы и пытаемся выяснить. Никто из вас не сталкивался с ней? Как видно по одной из фотографий, на ней было довольно заметное красное платье.

Маруа и Кастонге переглянулись и покачали головой.

–? Dеsolе, – сказал Кастонге. – Но я провел вечер в разговорах с друзьями, с которыми редко встречаюсь. Возможно, она и была там, но я ее не заметил. Кто она? – снова спросил он.

Фотографии вернулись к Бовуару.

–? Ее звали Лилиан Дайсон.

Никакой реакции на это имя.

–? Она была художницей? – спросил Кастонге.

–? Почему вы так подумали?

–? Красное платье. Эпатаж. Художники либо полные лоботрясы – почти не моются, вечно пьяные и грязные, – либо процветают. – Он показал на фотографии в руке Бовуара. – Невероятный апломб. Крикливые. Тип «Все смотрите на меня». Оба варианта очень утомительны.

–? Похоже, вы не любите художников, – заметил Гамаш.

–? Не люблю. Мне нравятся продукты, а не личности. Художники – убогие, сумасшедшие людишки, которые занимают большое пространство и отнимают много времени. Несносные. Как дети.

–? Но тем не менее вы, кажется, когда-то были художником, – вмешался Франсуа Маруа.

Полицейские посмотрели на тихого человека у камина. Что это появилось на его лице – удовлетворение?

–? Был. Но я слишком здравомыслящий человек, чтобы добиться успеха на этом поприще.

Маруа рассмеялся, и Кастонге посмотрел на него с раздражением. Произнося эти слова, он вовсе не шутил.

–? Вы были вчера на вернисаже в музее, месье Кастонге? – спросил Гамаш.

–? Да. Меня пригласила старший куратор. И Ванесса, конечно, мой близкий друг. Мы с ней обедаем, когда я бываю в Лондоне.

–? Ванесса Дестин Браун? Глава «Тейт модерн»? [28 - «Тейт модерн» – лондонская галерея современного искусства. ] – спросил Гамаш, на которого это явно произвело впечатление. – Она вчера была в музее?

–? О да. Он была и там, и здесь. Мы с ней долго говорили о будущем метафорического…

–? Но она не осталась? Или она тоже здесь, в гостинице?

–? Нет, она рано уехала. Не думаю, что бургеры и народная музыка – ее стиль.

–? Но это ваш стиль?

Бовуару стало интересно, заметил ли Андре Кастонге, что ситуация изменилась.

–? Обычно нет. Но тут были несколько человек, с которыми я хотел побеседовать.

–? Кто?

–? Простите?

Старший инспектор Гамаш по-прежнему говорил любезно, вежливо. Но теперь он явно играл первую скрипку. Как и всегда.

Бовуар опять скосил глаза на Франсуа Маруа. Он подозревал, что того не удивило изменение ситуации.

–? С кем именно вы хотели поговорить на вечеринке? – терпеливо и четко проговорил Гамаш.

–? Ну, во-первых, с Кларой Морроу. Хотел поблагодарить за ее картины.

–? С кем еще?

–? Это мое частное дело, – отрезал Кастонге.

Значит, он заметил, подумал Бовуар. Но слишком поздно. Старший инспектор Гамаш был приливной волной, а Андре Кастонге – веточкой. Большее, на что он мог надеяться, – это остаться на плаву.

–? Это может иметь значение, месье. А если нет, обещаю вам сохранить это в тайне.

–? Что ж, я рассчитывал поговорить с Питером Морроу. Он первоклассный художник.

–? Но не так хорош, как его жена.

Франсуа Маруа говорил тихо, почти шепотом. Но все посмотрели на него.

–? Ее работы и в самом деле так хороши? – спросил старший инспектор Гамаш.

Маруа внимательно посмотрел на Гамаша:

–? Я буду рад ответить на ваш вопрос, но мне любопытно узнать, что думаете вы. Вы были на вернисаже. И выделили этот примечательный портрет Девы Марии из других.

–? Что-что? – спросил Кастонге. – Там не было никакого портрета Девы Марии.

–? Если посмотреть внимательнее, то был, – заверил его Маруа и снова обратился к старшему инспектору: – Вы были одним из немногих людей, которые по-настоящему интересовались ее искусством.

–? Кажется, я говорил вам вчера, что Клара и Питер Морроу – мои личные друзья, – сказал Гамаш.

На лице Кастонге появилось удивленное и подозрительное выражение.

–? Разве это допустимо? Ведь получается, что у вас под следствием находятся ваши друзья, подозреваемые в убийстве, n’est-ce pas? [29 - Не правда ли? (фр. )]

Бовуар шагнул вперед:

–? На тот случай, если вы не знаете, старший инспектор Гамаш…

Но Гамаш поднял руку, и Бовуар заставил себя замолчать.