Природа зверя - Луиза Пенни

– Подразумевалось, что это волшебная палочка, – сказал Ал. – В крайнем случае – меч. Но не ружье. Я бы никогда не подарил ему ружье. Я ненавижу ружья.

– Ты дал ему палку и воображение, – сказала Иви. – И что, по-твоему, девятилетний ребенок будет с этим делать?

– Я подарил ему волшебную палочку, – пожаловался Ал Гамашу.

Арман улыбнулся. Если бы он на девятилетие подарил своему сыну Даниелю палку, то и двадцать лет спустя тот лил бы слезы. Какой мальчишка не только примет палку в подарок, но и не будет благоговеть перед ней?

– Передайте привет Рейн-Мари, – сказала Иви. – Следующая корзинка почти готова, мы заканчиваем убирать урожай. А пока возьмите это.

Она протянула ему сумку с яблоками.

– Merci, – поблагодарил он, стараясь выразить голосом искренность и удивление.

Иви пошла в дом, и Ал последовал за ней, но у двери повернулся к Гамашу:

– Спасибо, что привезли его.

– Не за что. Он у вас замечательный.

– Он сумасшедший, но мы его любим. – Ал покачал головой. – Пушка.

«Монстр», – подумал Гамаш, садясь в машину и направляясь домой.

Но монстр, о котором он думал, был порожден не воображением Лорана. Монстр Гамаша принадлежал реальности. Имел имя и тело, но, как подозревал Гамаш, не сердце.

– Почему вы не любите родителей Лорана? – спросила Рейн-Мари у Рут, поставив на стол блюдо с тушеной курицей и пельменями с зеленью.

Они перешли в большую кухню и расселись за сосновым столом. Антуанетта нарезала хлеб, а Габри перемешивал салат.

– К ней у меня нет претензий, – ответила Рут, ставя стакан на стол и оглядывая всех. – Только к нему. Он трус.

– Ал Лепаж? – спросил Брайан. – Я слышал, что он уклонился от службы в армии, но ведь это еще не означает, что он трус, правда?

Рут и Роза смерили его гневным взглядом, но ничего не сказали.

– Они в то время сами были детьми, а их призывали на чужую для них войну, – сказал Арман. – Они бросили свои дома, семьи и друзей, приехали сюда. Не самый легкий выбор. Они отстаивали свою точку зрения. Думаю, они были далеко не трусы. Мне Ал нравится.

– Отстаивали точку зрения с помощью бегства? – сказала Рут. – Вместо него взяли кого-то другого. Ты считаешь, его это волнует?

– Всю эту деревню основали люди, бежавшие от войны, в которую они не верили, – возразила Мирна. – Три сосны – старый символ убежища.

– Скорее психиатрической лечебницы, – заметил Габри.

– Я знаю историю нашей деревни, – проворчала Рут.

– Давайте поменяем тему, – предложил Брайан. – Вы собираетесь присоединиться к Труппе Эстри?

– Присоединиться? – переспросил Арман, взглянув на жену.

– Я подумала, это будет забавно.

– Забавно-забавно, – заверил их Габри. – Приходите завтра на репетицию, и сами увидите. Я оставлю вам мой экземпляр пьесы – почитайте.

– Отлично, я приду. Когда? – спросила Рейн-Мари.

– В семь часов, – ответил Брайан. – Наденьте что-нибудь, что не жалко. Мы будем красить. А вы, Рут?

– Пожалуй, у тебя это хорошо получится, – вмешался Габри. – Ты уже столько лет притворяешься человеком.

– Хотя и не очень убедительно, – сказала Мирна. – Я ей никогда не верила.

Но Рут впала в ступор, погрузившись в размышления.

Когда трапеза закончилась, Рейн-Мари сказала:

– Давайте теперь в гостиную. Тарелки оставьте. Анри вылижет их дочиста.

Гости, встававшие из-за стола, переглянулись, но потом увидели, что Рейн-Мари улыбается. В гостиной Арман подбросил еще полено в камин и вытянул руки ладонями к огню.

– Тебе холодно? – спросила Рейн-Мари. – Ты не заболел?

Она потрогала его лоб.

– Нет, просто что-то стало зябко, – ответил он.

Подошла Антуанетта и, кивнув в сторону камина, сказала:

– В сентябре огонь в самый раз, правда? Веселый. А в июне нагоняет тоску.

Рейн-Мари рассмеялась и направилась к Рут. Антуанетта повернулась, чтобы отойти, но Гамаш окликнул ее.

– Ваша пьеса, – тихо сказал он.

– Да?

– Брайан сообщил, что ее автор – Джон Флеминг.

Антуанетта замерла, изучая его своими светлыми глазами.

– Он не должен был говорить.

– Но он уже сказал. Почему вы держите это в тайне?

– Я уже сказала: маркетинг. Пьеса новая, и мы должны делать все, чтобы подогреть интерес.

– Неизвестный драматург вряд ли привлечет телекамеры.

– Поначалу – вероятно, да. Но это не какая-то рядовая работа неизвестного автора, Арман. Вещь блестящая. Я работала много лет, работала в профессиональных и любительских театрах, и эта пьеса – одна из лучших.

– Для любительского театра, – сказал Гамаш.

– Для любого. Вот подождите и сами увидите. Она уровня Миллера, Стоппарда и Трамбле. «Наш городок» [8 - «Наш городок» – пьеса Торнтона Уайлдера. ] плюс «Суровое испытание» [9 - «Суровое испытание» – пьеса Артура Миллера. ].

Гамаш часто слышал преувеличения, в особенности от людей театральных, так что не удивился словам Антуанетты.

– Я не оспариваю качество работы, – сказал он, понижая голос так, что его было едва слышно за потрескиванием огня, пожиравшего сухое дерево. – Я думаю об авторе.

– Ничего не могу вам про него сказать.

– Вы с ним встречались? – спросил Гамаш.

После некоторой заминки Антуанетта ответила:

– Нет. Брайан нашел рукопись среди бумаг моего дядюшки после его смерти.

– А почему вы вымарали имя автора?

– Я уже говорила. Чтобы подогреть интерес. После премьеры все захотят узнать, кто автор пьесы.

– И что вы им скажете?

Теперь Антуанетта насторожилась по-настоящему.

– Кто написал «Она сидела и плакала»? – вполголоса спросил Гамаш.

– Брайан же сказал: человек по имени Джон Флеминг.

– Я знаю одного Джона Флеминга, – сказал Гамаш. – И вы тоже его знаете. И все знают. – Он сурово посмотрел на нее. – Это тот самый Джон Флеминг?