Стикс - Наталья Андреева

– Мне с тобой хорошо. И с детьми. Я хочу к ним, за город. Поедем, Зоя? Ну их всех. Я семью хочу.

И в ее распахнутых глазах он увидел все тот же немой вопрос: «Кто ты теперь? Кто! И как же ты мне такой нужен! »

День пятый, утро

Он проснулся рано, в шесть часов утра. Как же много надо сделать за этот день! Пятый день, который он записал потом в актив своей новой жизни. Теперь все прожитое время он делил и заносил в две графы: актив и пассив, сделал то, что хотел, и не успел сделать.

Это утро он хотел начать с гимнастики и пробежки. Встал тихонечко, стараясь не разбудить Зою. Ночью они помирились окончательно, и вновь темноту освещала ее страстная, молодая, как народившийся месяц, любовь, а ответом было его молчаливое согласие: жалко, что ли? Он чувствовал, что ночное светило будет с каждым днем все полнее и полнее, будет зреть и зреть, наливаться соками, а потом воссияет огромной созревшей луной, и ночи его станут такими светлыми и яркими, какими никогда не были раньше.

Он не знал пока, что делать с этой молодой Зоиной любовью, просто хотел успокоиться. Они все чего-то хотят от него, и только она отдает. И не заставляет его быть таким, как прежде. Это главное. Потому что он уже не такой. Ему не нравится, как жил следователь Мукаев. И он хочет вспомнить главное: почему так упрямо шел в то утро в Москву? И что это было за дело, ради которого стоило выжить?

Зоя спала и даже во сне счастливо улыбалась. Но когда он начал потихонечку одеваться, проснулась мгновенно, подняла голову с подушки и бодро спросила:

– Ты куда так рано?

– Гимнастику хотел сделать.

Даже если она и удивилась, вида не подала, вскочила с постели, полезла в шкаф, с нижней полки вытянула, пыхтя, пыльную картонную коробку, звякнуло железо:

– Вот. Ты купил, когда мы поженились, но…

В коробке он увидел пару легких гантелей и еще две потяжелее.

– Сойдет.

Коробку отнес в другую комнату, там же начал не спеша разминаться. Зоя туда заглядывать не стала, он оценил ее деликатность: движения его пока были деревянными, и многого он добиться не смог. После долгого перерыва мышцы заныли, напряглись, и чувствовалось, что завтра все тело будет болеть, словно его жестоко избили палками. После короткой гимнастики он надел спортивный костюм, вышел в прихожую. Зое сказал:

– Пойду пробегусь. Кажется, набрал лишних пять килограммов. В больнице хорошо кормили, да и ты от плиты не отходишь.

Зоя вновь промолчала, и он так и не понял, волновала его раньше проблема набранного веса или же было на это наплевать. Бежать трусцой по тенистой улочке в сторону городского парка ему понравилось. И город понравился. Теперь понравился. Утро было свежим, теплым, ароматным, как только что испеченный хлеб. Запахи эти возбуждали аппетит соскучившегося по активным движениям тела. Он открывал рот, глотал утреннюю свежесть жадно, словно откусывая от каравая, и постепенно насыщался. Пока не стало совсем уж лениво и сыто. Тут он остановился и посмотрел на часы. Все, на сегодня хватит.

Когда вернулся домой, на столе ждал завтрак.

– Тебя видел кто-нибудь? – спросила Зоя.

– Не переживай: я здоровался на всякий случай, – улыбнулся он. – Хотя никого из этих людей не знаю. Не помню. Но они так смотрели… Я им кивал. Я был со всеми вежлив.

Зоя на это ничего не сказала, отвернулась к плите.

Он принял холодный душ, нашел на полочке бритвенные принадлежности, выдавил на ладонь крем для бритья. И глянув в зеркало на свое лицо, вздрогнул вдруг и принялся торопливо его ощупывать. Нос, рот, щеки, скулы, брови. Показалось, что это резиновая маска, а под ней прячется совсем другой человек. Не следователь Мукаев. «Кто ты теперь? Кто? !»

– Пораньше пойду, – сказал он, торопливо допивая кофе. Зоя все так же деликатно молчала, и он пояснил: – В больницу зайду.

– В больницу? !

– Мне надо взять справку. Вэри Вэл попросил.

Все необходимые справки ему дали при выписке, но Зоя, знавшая это, в который уже раз ничего не сказала. Ему же хотелось побывать в больнице до начала рабочего дня, так, чтобы никто об этом не узнал. А вдруг? Что делать в случае, если его догадка подтвердится, он тоже не знал, но все равно пошел.

Повезло. Его лечащий врач, женщина предпенсионного возраста, как раз в эту ночь дежурила и на работе задержалась. Идти ей, собственно, было не к кому: с мужем развелась много лет назад, сын уехал в Москву, внуки приезжали редко, летом жили с матерью за городом на недавно отстроенной даче. Она со снохой не ладила, а потому работала. И летом, когда многие брали отпуска, особенно охотно. Изредка звонила сыну, оправдывала свое отсутствие на даче, где жили его жена и дети, занятостью, работой, своей нужностью здесь, в больнице. Это и была ее жизнь: городская клиника, пациенты с черепно-мозговыми травмами, сплетни медсестер, пятничные посиделки за накрытым столом, со спиртным, с обильной закуской.

– Здравствуйте, Галина Михайловна, – деликатно начал он неприятный разговор. – Я вижу, вы опять задержались на работе.

– Добрый день. Рада вас видеть, Иван Александрович. Хорошо выглядите, посвежели, поправились. Я своей работой довольна. По крайней мере, все, что произошло после того, как вас подобрали на шоссе, вы помните прекрасно, – улыбнулась она, – в том числе и мое имя-отчество. Уже хорошо.

– У вас есть десять минут свободных?

– Да, конечно.

Ему вдруг стало ее жалко. Она молодилась, старательно закрашивала хной седину и носила минусовые очки с затемненными стеклами, чтобы не было заметно сеточки морщин под глазами и утренних отеков. Она так одинока. И похожа на его мать. Мать? Он вздрогнул невольно, но взял себя в руки, спросил:

– Вы ведь тщательно исследовали мой череп, так?

– Да, конечно. Какие-то жалобы, вопросы?

– Нет. За лечение большое спасибо. Жалоб нет. Но… Вопрос у меня есть. Мне сказали в психиатрической больнице, что такие травмы не приводят в полной потере памяти, к амнезии?