Перелётный жених. Книга вторая - Стасс Бабицкий

– Нет, нам нельзя отходить от саней. Они оранжевые, на белом снегу заметны издалека. К тому же спасатели отслеживают сигнал маячка. Мы должны оставаться рядом.

– Мы и будем рядом! – Лев взбудоражено скакал вокруг нарт, примериваясь, с какой стороны лучше ухватиться. – Надо толкать эту штуку по снегу. Собаки убежали в сторону базы, правильно? Значит, мы с каждым шагом становимся ближе к ним, а заодно и к спасателям. Опять же, остальные гонщики могут заметить нас. Помощь окажут.

– Сомневаюсь. Все уже опередили нас.

– Но мимо никто не проехал!

– Здесь нет одной трассы, каждый сам маршрут выбирает.

– Слушай, Нанухак. Мы же ничего не теряем. Наоборот, пока волочем эту бандуру, мы не замерзнем! По любому выходит польза.

Эскимос хмыкнул, вложив в этот короткий звук все презрение к Перелётному жениху, но поднялся, налег плечом. Сани неохотно сдвинулись, зачерпнули носом снег и встали.

– Ничего не выйдет из твоей затеи.

– Постой, я знаю! Сейчас, минуту…

Злополучный шарф привязали к двум скобкам, на которых держалось кольцо с упряжкой. Другой конец обмотали вокруг груди – наискосок, через плечо, словно ленту выпускника или свадебного свидетеля. С такой петлей бурлаки ходили вдоль Волги, а по снежку-то, поди, саночки волочить куда легче. Лев сделал шаг, преодолевая сопротивление, тут же получил ощутимый удар под колени и завалился вперед. Вынырнул из сугроба, отплевываясь.

– Ничего, приспособимся. Ты толкай и чуть придерживай. Лови мой темп, ага? Скорее, пока следы видны! Может через каких-нибудь пятьсот шагов лайки сидят и ждут нас.

Лев Мартынов: -(теряет надежду

23 апреля, 12: 15

Где-то в Гренландии

Нет возможности опубликовать, запись будет сохранена, как черновик

Прошли пятьсот.

Еще пятьсот.

Еще трижды по столько же.

Лев считал, потому что это помогало отогнать грустные мысли. Перед глазами расстилалась белая равнина с неровным следом. Сзади подпрыгивали на кочках сани с маячком, посылающим в небо неслышные «пиу-пиу». Если, конечно, не сломался. Впрочем, об этом лучше не думать. Вообще ни о чем не думать. Идти и тянуть лямку. Хорошо, что цифры в голове уже стали огромными. Каждый новый шаг давался с трудом, а пока произносишь про себя «Четыре тысячи восемьсот десять», можно вдохнуть побольше воздуха и наскрести остатки сил, чтобы двигаться дальше.

Четыре тысячи восемьсот одиннадцать…

Поднять левую ногу. Опустить ее в снег.

Четыре тысячи восемьсот двенадцать…

Поднять правую. Опустить.

Четыре тысячи восемьсот трина…

Вертолет красной каплей стек с неба и разбавил пейзажное однообразие. Странно, что не слышно гудения и стрекотания. Вообще ничего не слышно. Только стук сердца в ушах отдается: бух-бам, бух-бам. Звуки появились, когда сани втиснули на борт между снегоходом и откидной полкой для лежачих больных. Медвежонок с лязгом закрыл дверь, отъезжающую как в газельках, а седой пилот обернулся назад, напоминая водителя маршрутки. Для полного сходства не хватало лишь привычной мантры: передаем за проезд.

Но сказал он совсем другое.

– Hey, er du okay?

– Окей, – соврал Лев, улавливая знакомое слово. – Полетели спасать собачек!

– Hvad?

Понятно, английский спасателю неведом. К счастью, Нанухак сносно говорил по-датски. Языковой барьер пал под натиском гортанных глаголов.

– Du sindssyg? – резюмировал дядька, для наглядности покрутив пальцем у виска.

– Отказывается, – вздохнул эскимос. – Он спасает людей, а ради псов не хочет горючее жечь.

– Переведи ему, что если откажется, я выйду и побреду по следам дальше. А ему все равно придется шпарить за мной, чтобы не дать погибнуть.

Услышав такую угрозу, летчик с глумливым хохотом потянул рычаг. Вертолет подпрыгнул и начал набирать высоту.

– Ах ты ж сука! – психанул Лев, хватаясь рукой за стену, чтобы не упасть от резкого движения.

Пальцы заплясали в воздухе и вцепились в ухватистую рукоятку. Что это тут болтается на хлипком ремешке? Неужели пистолет? Нет, сигнальная ракетница. Тоже хорошо.

Он приставил широкое дуло к виску пилота, сдвигая наушник в сторону.

– Разворачивай свою стрекозу, чувак. Мы летим спасать собачек!

Седовласый покосился на ствол и что-то пробормотал в ответ.

– Чего?

– Спросил: «Ты и в самом деле шмякнутый на всю башку или притворяешься? » Ведь если ты выстрелишь, то вертолет упадет, и мы все погибнем.

– А ты объясни, что я русский.

Нанухак перевел.

Летчик покосился снова, во взгляде проступила легкая паника. Но он продолжал огрызаться.

– Псы ваши уже давно околели. На кой черт искать замерзшие трупы?

Эскимос покачал головой.

– Часов пять-шесть лайки продержатся. Если сразу полететь…

– Не положено! – буровил дядька, не сводя глаз с горизонта. – Гонка продолжается. Кто-нибудь еще может потеряться и замерзнуть, пока мы будем вашу сбежавшую упряжку искать.

Лев опустил ракетницу и положил руку на плечо спасателя.

– Слушай, ну чего ты как не родной, а? В моих краях говорят: «собака – друг человека». Ты человек или нет? Нельзя друзей в беде бросать.

Затылок летчика собрался складками. Он погладил золотой значок на груди – крылатый щит с тремя изогнувшимися львами, – а потом наклонил штурвал и вертолет, описав изящную душу, лег на обратный курс.

– Уболтали. Летим. Только учтите, если вызовут по радио и моя помощь срочно понадобится людям, то бросим к етиням поиски и сразу вернемся. Без всяких споров и угроз!

Полетели по широкому кругу, забирая вправо. Пилот сидел в кабине, а его пассажиры вглядывались в иллюминаторы на двух бортах.

Первое время снежный покров казался сплошной белой холстиной, натянутой на бильярдный стол. Потом изнутри проклюнулись холмы и пригорки. Залегли глубокие морщины оврагов или ледниковых трещин, кто разберет? ! Мелькнули птицы. Замерзшая река лизала ярко-синим языком тонкую корку, но все никак не могла вырваться на свободу – две-три полыньи не в счет. Снова потянулось белое полотно, а вот и стежка-дорожка…

– Эй! Мы только что пересекли цепочку следов! – возбужденно закричал Лев. – Давай назад и спустись-ка пониже.

Он не ошибся.

Полоса на снегу, а в ней много отпечатков собачьих лап.

– Недавно пробежали, – Медвежонок разглядывал борозду в бинокль. – Но почему-то не видно отметин от поводьев и кольца.