Троллиные истории - Юлия Миланес

Каждое утро, когда Чучо просыпалась под Худошино хрюкотание, троллиха размышляла о том, что такие божественные звуки, наверное, издавал в свое время сам легендарный Илиас Гвадалахарский (ну, вы его знаете), великий тролль, который пролежал на печи тридцать три года, и которого на ноги поставила лишь родниковая вода. При этой мысли гордость от того, что Худоша – ее лучший друг, переполняла Чучо так, что ее лохматая густая шерстка становилась дыбом. Впрочем, однажды троллиха глубоко задумалась: «А почему, собственно, родниковая вода? Наверняка он встал, чтобы попить тинной бормотухи! ». Эта мысль понравилась Чучо, и она решила когда-нибудь убедить Перес в необходимости переписать историю их древнего рода.

Однажды ночью Худоша всхрюкнул особенно сладко и с такой силой, что сам проснулся, но не понял от чего, немного покрутил головой, перевернулся на другой бок, да и снова заснул. Но Чучо и Томас дальше уже спать не могли. Одна троллиха вспомнила о восходящей сегодня почти полной и необыкновенно красивой луне и решила пойти на нее посмотреть, а вторая вынашивала план устранения конкурента и решила сегодня же начать его реализацию.

Чучо, зябко ежась, вылезла из норы, вскарабкалась на свой валун и подняла пятачок кверху. Луна действительно была великолепна, особенно под аккомпанемент Худоши. Троллиха прихватила с собой старую, сохранившуюся еще со времен проживания у Человека тетрадку и ручку, вырвала прежние записи и на обратной стороне решила написать свои первые ночные стихи. Чучо почесала ручкой за правым ухом один раз, второй, испытала муки творчества и родила пару строк:

Худоша, дивный богатырь,

Твой хрюк пугает всех бздюлей.

Ингредиент твой – тырь не тырь –

Не будет жизни веселей.

Немного подумав, Чучо зачеркнула четверостишие и решила начать процесс стихосложения заново:

Бормотуха – основа жизни,

Бормотуха – идея века,

От рождения и до тризны

Спутник тролля и Человека.

Второе стихотворение удовлетворило высокие Чучины запросы намного больше, и она, сложив аккуратно листочек, подумала: «Надо отправить стихотворение в свежий номер главной Зеленецкой газеты. Хотя, с другой стороны, может быть, в нем не хватает креатива? Может, добавить немного квантовой физики? Или перевести на японский? »

Чучины размышления прервало появление Томас, которая давным-давно стояла у нее за спиной, разглядывая городскую троллиху своими умными глазками как некую диковинку.

– Не спится? – небрежно бросила Томас. – И мне тоже. Интересно, отчего?

– Наверное, от того, что ночь такая лунная, – задумчиво промолвила Чучо.

Томас слегка оторопела от такого заявления, но быстро опомнилась.

– А вот я видела недавно твою красивую шапочку, – решительно начала наступление старая хитрая троллиха, – но думаю, не придется тебе ее поносить этой зимой в Зеленецке. Худоша же при смерти…

– Как при смерти? – тут уже оторопь взяла Чучо. – Еще вчера был жив и здоров!

– Разве ты не знаешь, что твой приятель уже двадцать лет употребляет тинную бормотуху? Считай, что печени у него больше нет! – тут Томас вытащила специально приготовленную медицинскую газету, на одной из страниц которой были размещены фотографии пораженной циррозом печени.

«Пожалуй, это будет пострашнее оторванных рук и ног Человеков, которые печатают в северной желтой прессе», – подумала Чучо и жалобно спросила:

– Что же теперь делать?

– Диета, поможет только диета! Никакой бормотухи не пить и не варить! – притворно вздохнула довольная ходом дела Томас. – И еще – Тибетский чай из помола костей диких животных.

Отчаявшись сразу, Чучо опустила уши с хвостом и внимала каждому слову хитрой старой троллихи. И эти слова штабелями укладывались у нее в голове, прямо возле ушей. При этом ей, как всякому наивному созданию, даже не приходило в голову, что пожилые тролли могут обманывать, ведь Перес никогда не врала. Причем мысль о том, что производитель бормотухи не будет пить свое варево, казалась ей в данный момент очень-очень логичной.

***

На следующий день, Чучо вместо стихов дала объявление в главную Зеленецкую газету: «Куплю Тибетский чай из помола костей диких животных за мурзики или за бормотуху. Из помола костей домашних животных не подойдет. Чучо. Адрес: тупик главной дороги, высокий холм под тройной сосной, валун справа по часовой стрелке». Фразу «Из помола костей домашних животных не подойдет» троллиха добавила специально, чтобы ее никто не обманул.

Жители Зеленецкого леса с большим изумлением прочитали это объявление в утренней газете и пожали плечами: «Эти городские – вообще очень странные тролли». А Томас, сидя с другими лесными троллихами под последним осенним солнышком, говорила: «У них не все дома, у обоих. Я вас предупреждаю: не пейте их тинную бормотуху! »

Худоша об объявлении узнал от Андрея, который пришел и с самым серьезным видом спросил:

– Собачьи кости перемолотые подойдут? Зеленецкие, не Тибетские?

Тут-то тролль и понял, что дело нечисто, но не мог пропустить момент и не отпустить хорошую шутку. Худоша зачерпнул старым медным чайником изрядное количество тинной бормотухи и крикнул в левую по часовой стрелке стену:

– Чучо, заходи пить вкусный Тибетский чай из помола костей диких животных!

Но троллиха пить чай не захотела, всей душой радея за то, чтобы все лекарство досталось Худоше. Она искренне радовалась, что теперь ее приятель не умрет.

– Томас, заходи пить вкусный Тибетский чай! – стукнул тролль в правую по часовой стрелке стену своего убежища.

Но где там! Томас уже бежала на Зеленецкую площадь рассказывать всем, что Худоша пьет Тибетский чай из помола костей диких животных.

Абсолютно всех троллей Зеленецкого леса распирало любопытство попробовать диковинный чай, и в тупик главной дороги потянулась целая вереница гостей.

Каждому новому гостю, стоило ему только просунуть пятачок в убежище Худоши, на редкость гостеприимный хозяин театрально, на весь холм провозглашал:

– Не хотите ли отведать Тибетского чаю? – и наливал из чайника по несколько глотков тинной бормотухи.

Гости сразу соображали, чем их угощают, и вскоре на холме образовалось целое гулянье – пели ромалы, испив по паре глоточков, загогулистые коленца выписывал Андрей со своей ездовой собакой, накушавшись «чаю» больше всех. Старый Михей забрался на сосну и размахивал там своей шапкой-ушанкой, приветствуя вновь прибывших. А заветный чай все не заканчивался.