Моя чужая женщина - Наталья Андреева

Вот уже несколько месяцев она думает только о них. О нем. О Нине…

…Это случилось на следующий день после того, как тело мужа увезли в морг. Застрелился он около полуночи, глубокой ночью же приехала милиция. Последующий день прошел в хлопотах: сначала вдова объяснялась с представителями закона, потом начала готовиться к похоронам, обзванивать родственников, знакомых. Госпожа Одинцова любила и умела организовывать приемы. Приемы? Похороны тоже относятся к разряду мероприятий, которые следует тщательно готовить и продумывать все до мельчайших деталей, начиная с меню и заканчивая глубиной выреза на траурном платье. Ни в коем случае не скупиться. Состояние покойный оставил значительное, причем, все – вдове. Сплетничать все равно будут, но в жадности им ее обвинить не удастся.

В шесть часов вечера, усталая от дневных забот, Алина сидела в гостиной на диване и думала о том, что сегодня предстоит еще немало хлопот. Она только-только закончила переговоры с цветочниками. Сколько надо живых цветов, какие именно, как декорировать помещение, где будет происходить прощание с покойным, и, самое главное: какова будет цена? Наконец, стороны пришли к соглашению. Она сделала пометку в блокноте и хотела было связаться с похоронным бюро, узнать, что там с гробом, когда в дверь позвонили.

Алина посмотрела на часы: кто бы это мог быть? Сегодня она ждала только поставщиков и еще дизайнера по интерьеру. Цветы цветами, но надо продумать и остальные декорации. Цвет и фактуру ткани, которой прикроют мебель, где именно будет стоять портрет, а где гроб с телом, как разместятся приглашенные и так далее. Народу будет немного, но все – люди значительные. Они будут не только смотреть, но и оценивать. Со многими ей еще работать. Нет, скупиться нельзя.

«Должно быть, это дизайнер», – подумала она и поднялась с дивана. Потом «сделала» лицо и пошла открывать дверь – сама, потому что отпустила прислугу, дабы наедине предаться скорби. Она не хотела, чтобы в этот момент ее кто-нибудь увидел. Последние два дня Алина остро нуждалась в одиночестве.

К огромному ее удивлению, на крыльце стоял мужчина, которого она до сей поры видела мельком, но чье лицо запомнила. И хотя его сюда не звали, мужчина смотрел на хозяйку так, словно и не сомневался в том, что в дом его впустят. Этот взгляд она не забудет никогда!

– Простите? – обозначила легкое удивление госпожа Одинцова.

– Одинцова Алина Сергеевна?

– Да.

– Греков Юрий Павлович. Старший следователь прокуратуры. Можно войти?

– А на каком основании вы хотите войти в мой дом, старший следователь прокуратуры Юрий Греков?

– Юрий Павлович.

– Допустим.

– Нам надо поговорить.

И он, решительно отодвинув с дороги хозяйку, ступил через порог. Госпожа Одинцова оторопела от такой наглости и подумала, что напрасно отпустила вместе с прислугой и охрану. Но нетрудно все вернуть. Один звонок, и…

– Не стоит, – словно прочитав ее мысли, сказал Юрий Греков.

Дверь в гостиную была открыта, и он без колебаний направился туда. Алина Одинцова следом. Она была женщиной неглупой и понимала, что без веских оснований человек себя так вести не будет. Он знает, куда и зачем пришел. Это право сильного: диктовать свои условия.

Людей Алина чувствовала прекрасно, и сейчас прислушивалась к себе, к своему внутреннему голосу. Что она чувствует по отношению к Юрию Грекову? К его визиту? Недоумение? Пожалуй. Уважение к его решительности? Возможно. Но главное: опасность. От него исходит опасность.

Греков между тем прошел в гостиную и остановился перед портретом Михаила Одинцова. Пока вдову не проконсультировал дизайнер, портрет покойного с традиционной траурной лентой стоял в центре гостиной.

– Готовитесь, значит, – усмехнулся Греков.

– Простите?

– К похоронам любимого мужа, говорю, готовитесь. – Слово «любимого» он сказал с откровенной иронией. – А не боитесь в таком богатом доме одна?

– Я не открываю дверь кому попало, – сухо сказала вдова.

– Мне вот окрыли.

– Во-первых, у ворот коттеджного поселка охрана. Посторонних сюда не пускают. Во-вторых, вызвать мою личную охрану очень просто. Только нажать на кнопку.

– А не поздно они приедут?

– Да что вы, собственно, хотите? – начала злиться Алина.

– Поговорить. И свидетели нам ни к чему. Я, кстати, знаю, что вы отпустили прислугу и личную охрану.

Юрий Греков швырнул теплую кожаную куртку в кресло, потом развалился на диване и сказал:

– Я бы чего-нибудь выпил.

– Я вас на угощение не звала.

– Ну-ну, Алина Сергеевна! Вы же умная женщина! Я в этом убедился, – загадочно сказал гость. – Поэтому принесите нам обоим выпить, сядьте в кресло напротив, расслабьтесь и послушайте меня.

– Хорошо, – кивнула она.

Алина Одинцова прошла на кухню и сделала коктейль себе и виски со льдом Грекову. Почему-то она подумала, что этот мужчина предпочитает крепкие спиртные напитки.

Так и есть: взяв из ее рук стакан с виски, он с удовлетворением кивнул:

– Отлично!

Алина присела на краешек кресла, стараясь держать спину прямо, и отпила из бокала «Маргариту»:

– Ну?

– Итак, все прошло успешно?

– То есть?

– Опера состряпали отказ в возбуждении уголовного дела?

– Какого уголовного дела? – вскинулась Алина.

– По факту смерти вашего мужа?

– Мой муж застрелился, – отчеканила она. – Это самоубийство.

– А почему он не оставил предсмертной записки?

– Что, все оставляют? Разве мало он об этом говорил?

– Кому говорил? Вам?

– И мне.

– А почему он это говорил?

– Видите ли, у него была депрессия.

– А по поводу чего депрессия?

– Я не понимаю: это что, допрос?

– Нет. На допрос я бы вызвал вас в прокуратуру, – с усмешкой сказал Греков.

– Тогда на каком основании вы задаете мне эти вопросы?

– На том основании, что для того, чтобы покончить с собой, – нужен повод. И повод веский. Ваш муж был человеком богатым, на здоровье не жаловался…

– Вот тут вы ошибаетесь. Он не мог иметь детей. Это и было причиной депрессии.

– Он обращался к врачам?