Человек из дома напротив - Елена Михалкова

Спустя год после того, как умер Анин отец, Ольга Степановна приехала в Москву по делам и оказалась в своем старом районе. Ветхую пятиэтажку, где они жили на одной площадке с Козловыми, собиралась обойти стороной, но в последний момент передумала. Как славно было здесь… Хоть и первый этаж, но тихо и зелено. И ребенок…

При мыслях об Ане у Мельниковой потекли слезы. Как и предсказывала родственница девочки, Анна не захотела с ней общаться. Ольга Степановна тогда не поверила милейшей женщине, решила – не может такого быть, чтобы Анна забыла про них. Но та ни разу не позвонила за первые три месяца после отъезда, а ее телефон стал недоступен. Ольга Степановна невероятно извилистыми путями, с помощью бывших учеников Константина Романовича отыскала номер самой Валерии, но из этого разговора не вышло ничего хорошего. Не беспокойтесь, приглушенно говорила тетя, Анюта под присмотром, у нее все в порядке, но разговаривать с ней не нужно, нет, не настаивайте, мне лучше знать, я ей родня, а вы – чужой человек…

На чужом человеке Ольга Степановна сдалась.

И вот она стояла перед старым домом. Из окна доносились отзвуки «Собачьего вальса». Мимо проковыляла старуха, прижимая к груди буханку.

– Кузя? – неуверенно позвала Ольга Степановна.

Та обернулась, прищурилась.

– Ольга, ты, что ли?

Расчувствовавшаяся Ольга Степановна крепко обняла старуху.

– Кости мне переломаешь, – проворчала Кузя, – и хлебушек помнешь. Чего не заявлялась-то?

– Сначала Константин Романович лежал в больнице, ему требовался уход. Ничего серьезного, но вы же знаете, как это бывает…

– А ты ржаную буханку порежь, подсуши в темном месте, а потом корки срежь и кипятком залей… – начала старуха, но махнула рукой. – Тьфу на вас! Вы таблетками будете травиться, лишь бы не утруждать себя. Посмотри на меня! Волосы свои, зубы свои. Фигура! Ни в чем себе не отказываю.

Ольга Степановна погладила ее по пятнистой руке.

– Так рада вас видеть, Кузя.

– Заезжала бы почаще. Как твой Костя? Поправился?

– Да, все в порядке. Преподает. Город красивый, люди хорошие. Мы купили дом, а не квартиру. Участок маловат, но… Вы не знаете, как дела у дочери покойного Сергея? – перебила она себя на полуслове.

Старуха пожевала губами и спокойно ответила:

– В Отрадном она, в детском доме. Не помню, кто мне рассказал, то ли Маня, то ли Верочка… Верочка, должно быть. Она учительствовала в их школе, а потом забеременела, хотя ей уже под сорок, не рожать пора, а внуков нянчить… Вот поди ж ты! Эдак и я могла б родить!

– Что? – переспросила Ольга Степановна. У нее подогнулись ноги.

– Мужичка бы найти, и – эх! – развеселилась Кузя.

– …как в детдоме? Что случилось?

– Чему удивляешься, не пойму. Кто без родителей, тех по приютам отправляют…

Ольга Степановна схватила старуху за плечо.

– Какой приют? Тетя оформила над ней опекунство!

– Не тряси ты меня! – рассердилась Кузя. – Что знала, то сказала. Я сама, между прочим, в детдоме четыре года провела, и прекрасное было время. Кормили нас от пуза, я потом в жизни такого омлета не едала. Повариха, дай бог ей здоровья, научила меня корки заваривать… Ты куда, милая моя?

Ольга Степановна почти бежала к остановке.

7

В конце улицы появился немолодой мужчина в кепке, прихрамывающий на правую ногу.

Вряд ли он несет конверт, подумала Анна, слишком уж заметный тип. Должен явиться хорек, быстрая кусачая тварь, которую сложно запомнить и еще сложнее выследить.

Хромой остановился возле рябины, словно хотел закурить. Но вместо этого, потоптавшись, свернул к дому, достал из кармана конверт, огляделся и сунул его в щель почтового ящика.

Девушка слетела с чердака быстрее, чем почтальон дошел до дороги. Как Анна ни торопилась, она все же успела бросить в рюкзак бутылку воды. Неизвестно, сколько времени займет путь и куда они направятся, а ей нельзя терять силы.

Хромота не мешала мужчине передвигаться довольно быстро. Девушка неотступно следовала за ним, держась на другой стороне улицы. Она ждала от него фокусов вроде остановки перед витриной, в которой отражается преследователь, или развязавшегося шнурка, – приемов, что показывают в фильмах о шпионах, – но человек, принесший конверт, ни разу не обернулся. Они вышли к остановке. Вскоре автобус с табличкой «Ховрино» на лобовом стекле вез их в Москву.

Накрапывал дождик, и Анин капюшон, надвинутый на лоб, выглядел естественно. В метро его пришлось снять. На секунду, увидев толпу перед окошком в кассу, девушка испугалась, но ей вновь улыбнулась удача: хромой встал в хвост соседней очереди.

Анна отвыкла от метро. Сначала ей было тревожно. Но здесь на нее никто не смотрел, и она, успокоившись, притулилась напротив дверей, сунув руки в карманы. Таких, как она, – в спортивных штанах и не по размеру больших толстовках, в кроссовках на толстенной подошве – вокруг было много. Юноши, девушки… И у всех наушники.

Мужчина вышел на «Войковской». Дождался трамвая, и вскоре они ехали по незнакомому Анне району: хромой на средней площадке, Анна сзади, где толпились подростки.

Перестук колес, болтовня, музыка из чужих плееров…

На следующей остановке хромой сошел и пересек неухоженный сквер, заставленный огромными мусорными мешками, доверху набитыми листвой.

Во дворе детского дома, где поселили Аню, росли каштаны. Она собирала шкурки-ежики и гладкие орехи, выкладывала из них картины и разбрасывала перед тем, как вернуться в корпус.

С первого дня в детдоме она интуитивно поняла, что для спасения нужно выталкивать вперед придуманного человека, а настоящего скрыть так глубоко, чтобы вспоминать о нем как можно реже. Не знаешь – не выдашь. И она спрятала себя, как утаила свое настоящее имя. В ней не было ни обиды на судьбу, ни возмущения. Отъезд Ольги Степановны, смерть отца, потеря своего дома… Ее обжитый маленький континент развалился на куски и погрузился на дно.

Ни разу она не задумалась о том, чтобы попросить воспитателей отыскать Мельниковых. Закрывшаяся дверь гильотиной отсекла от нее прошлое, а вместе с ним остались где-то вдалеке и Ольга Степановна, и канарейки, и стол, похожий на карту мира.