Инквизитор. Башмаки на флагах. Том второй. Агнес - Борис Конофальский

Все за столом смеялись шутке. А те, кто шутку не расслышал, переспрашивали, про что она. Даже вечно серьёзный фон Клаузевиц смеялся.

– Прошу вас, дорогой родственник, не налегайте на птицу, – умолял его купец, – у нас ещё красная рыба будет, везли её от холодного моря в бочках со льдом, вкус у неё изумительный, и лучшие лимоны к ней будут, и вино белое, а потом ещё и барашек молодой, уже томится в камине на углях.

– Желаете умертвить меня едой, дорогой родственник? – смеялся Волков.

И опять все смеялись вместе с ним.

– Врагам не удалось убить меня ни железом, ни ядом, так вы меня ягнёнком собираетесь добить? – продолжал шутить кавалер.

Но купец его убивать не хотел. Посмеявшись со всеми, он снова тихо продолжил свой разговор:

– Уже все в городе говорят, что будет до ваших владений дорога, хоть граф тому противится и козни против строит. Говорят, что дело решённое. Что многие купцы, гильдии и даже коммуны желают вступить в концессию.

– Что ж, пусть вступают, – сказал кавалер с видом безразличным, словно это всё его мало заботило.

– Пусть-пусть вступают, – кивал господин Кёршнер, – но речь-то они ведут о дороге только до ваших владений. А дальше-то что? Весной и зимой дальше они как ездить думают? По глине да по воде лошадей надрывать?

«Уж не вы ли, мой дорогой родственник, хотите дорогу дальше, до пристани строить? »

– Об этом я тоже думаю, – говорил кавалер.

– И правильно думаете, – продолжал Кёршнер. – Дорога хорошая, что в любое время года доступна будет, дело недешёвое. Знаю я, что в средствах вы ограничены из-за войны. Ходят слухи, что собираете вы большую армию к лету.

Кавалер посмотрел на купца и ничего не сказал, как и бургомистру. Пусть думают, что хотят.

Кёршнер хотел уже дальше продолжить, да тут к ним подошёл лакей и поклонился.

– Ну, чего тебе? – раздражённо спросил купец у лакея. – Не видишь, дурак, люди разговаривают. Говори, чего хочешь?

– К господину кавалеру фон Эшбахту монах прибыл, – сообщил лакей.

– Монах? Какой ещё монах? – воскликнул купец. Ему этот монах был ох как некстати, он как раз такой серьёзный разговор с гостем затеял.

– Монах от епископа, – сообщил лакей.

– От епископа? – господин Кёршнер уже был более мягок.

– Да, от епископа. Спрашивает господина кавалера. Прикажете звать?

– Нет, – произнёс тут Волков, вылезая из-за стола и бросая салфетку рядом с тарелкой, – не зови, сам пойду спрошу, что ему нужно.

Глава 8

На вид монах был из тех, кто не от сладкой жизни подался в монастырь. К тому же был крив. Правый глаз его был навеки зажмурен.

– Ну? Говори, – начал Волов, оглядывая монаха.

– Его Высокопреосвященство занедужил, просит вас быть, – взволновано отвечал монах.

– Высокопреосвященство? Это архиепископ. Что, в Ланн меня просят быть? – удивился кавалер.

– Ой, нет. Не в Ланн, не в Ланн. Я перепутал. К нашему епископу, к отцу Теодору, – поправлялся монах.

– А что случилось? Что за хворь с ним приключилась?

– Не знаю, господин, – отвечал монах как-то натужно.

«Убогий какой-то, среди монахов таких немало».

– Мне велено было вас сыскать да позвать в дом епископа, – бубнил монах.

Будь кавалер трезвее, так обязательно спросил бы, как монах его нашёл. Но им было уже изрядно выпито, и поэтому он сказал только:

– Беги к епископу, скажи, что сейчас буду.

Он вернулся в обеденную залу, где продолжались пир и веселье, и сказал:

– Господа, нас спросят быть у епископа.

Молодые люди стали подниматься, а господин Кёршнер спросил взволновано:

– Что случилось, кавалер?

– Епископ захворал, просит быть, – отвечал Волов коротко.

– Очень надеемся, что с епископом всё будет в порядке, – сказала госпожа Кёршнер.

– Надеемся, что вы вернётесь, – улыбнулся купец.

Волков обещал им, что если хворь епископа отпустит, то они обязательно вернутся.

Отчего-то он волновался. Зачем зовёт его епископ так спешно, в час, когда уже приближаются сумерки и все нормальные люди сидят за столом? Что могло случиться? Даже если епископ и захворал, зачем он зовёт его, а не лекаря? Почему не написал письмо, уж два слова мог чиркнуть или совсем плох епископ?

Может, что-то граф затеял?

На дворе, когда уже он садился в седло, а Увалень держал ему стремя, он окликнул Максимилиана:

– Максимилиан, пистолет при вас?

– Да, кавалер.

– Зарядите. Господа, прошу всех вас быть настороже.

Выехали со двора купца, на улицах ещё было людно. Волков ехал первым, за ним Максимилиан. Он на ходу заряжал оружие. Зарядил и передал кавалеру. Тот засунул его за пояс сзади слева. Под левую руку.

От дома купца, сразу направо за угол от ворот, была улица Святого Антония, которая как раз вела к кафедральному собору. А от него было уже рукой подать до резиденции епископа.

Так и поехали. Горожане уже заканчивали дела. Лавки запирались. Ставни затворялись. Последние рассыльные с пустыми тачками спешили домой. Кто-то стоял на пороге своего дома, болтал с соседом, кто-то уже зажигал лампу перед домом – солнце-то уже садилось.

У одного проулка кавалер увидал трёх людей, что на старой пустой бочке играли в кости. Люди были при оружии, непростые люди. А у стены прислонены были протазан и крепкая алебарда.

На городскую стражу людишки не похожи.

«Отчего на промозглом сыром ветру играют, а не в тёплом кабаке? Охрана чья-то? А чья, дома тут не богатые? »

Он ехал и внимательно смотрел на них, проезжая мимо.

«Все в бригантинах, они из добрых людей или… разбойников? »

И тут он увидал человека, что уже сегодня видел. Это был тот человек, с которым он встретился взглядом, и тот глаза свои отвел.

На этот раз господин был пешим. И опять он, едва взглянув на кавалера, глаза отвёл и стал говорить со своими спутниками. А спутников с ним было двое, и оба при оружии. И как наитие снизошло на Волкова, как открылось ему. Он вспомнил, что до того ещё видел этого господина у церкви, когда прощался кавалер с епископом, и там, у церкви, он был тоже пеший. Это уже было странно. Уж слишком много было встреч с этим господином и уж слишком много было с ним опасных людей.