Забытые крылья - Наталья Лирник

«Интересно, какие моменты он вспоминает», – попыталась угадать Света. Медовый месяц, соленые поцелуи на тропическом пляже, горячая, даже ночью будто нагретая солнцем кожа, спутанные волосы и ощущение жажды, которую никак не утолить? Их долгие парижские прогулки, одинаковые песочные плащи, бледнеющая в вечерних сумерках листва осенних лип, его рука на ее плече, она смотрит на его горбоносый профиль, плывущий поверх серых фасадов, и блики от фонарей тают на стеклах его очков? А может, безудержные танцы в московских клубах тогда, давным-давно, в самом начале их истории – тугие джинсы, обнаженная полоска кожи на плоском животе, грохочущий ритм, попытки докричаться друг до друга в мельтешащей звуками и обрывками образов темной преисподней?

– Ты чудесная женщина, у тебя есть дар… жизни, в тебе столько энергии, силы, – с нынешним, начинающим стареть Пьером, с его жесткими складками в углах рта и каким-то безнадежно усталым взглядом картины из прошлого никак не сочетались. – Я глубоко уважаю твою семью и, конечно, не хочу делать ничего, что повредит твоей репутации и расстроит твоих родных.

Пьеру не хотелось прямо говорить, что на кону стоит его карьера, но Светлана – умная женщина и наверняка понимает, насколько важно, чтобы развод прошел мирно. Пора заставить ее заговорить.

– Я волнуюсь за тебя, Светлана. Кстати, ты что-то делаешь, чтобы избавиться от своей проблемы?

– А мне это не нужно, – она усмехнулась жестко. – Здесь, в России, у меня все замечательно. Рядом друзья, у меня есть интересное дело, и все идет своим чередом.

– А твои родители? Отец уже знает, что с тобой происходит?

– А, так вот какой у тебя был коварный план, – теперь Светлана, язвительно улыбаясь, смотрела мужу прямо в глаза. – Ты хотел, чтобы мама известила отца и он начал меня воспитывать? Извини, так не вышло.

– Ничего подобного! Света, ну зачем ты так, – Пьер сокрушенно покачал головой и снова добавил в голос тепла и заботы, отчаянно стараясь не переиграть. – Просто я надеялся, что профессор подключит свои связи и как-то поможет тебе. Все-таки ты открыла учреждение для детей, и если власти узнают, что ты страдаешь…

– Так, стоп. Пьер, я тебя поняла. Ты хочешь развестись. Я не против. Что для этого нужно? – пронзительный стук в правом виске вдруг стих, и Света испытала облегчение, которого совсем не ждала.

– Очень хорошо, Светлана. Очень хорошо, – по-французски это tr? s bien звучало так легко, воздушно… И удивительно удачно сочеталось с ошеломленной гримасой Пьера, который вдруг начал говорить очень быстро, поглаживая воздух перед собой мелкими движениями пальцев. – У меня есть проект соглашения, в котором оговорены все условия. Я надеюсь, они тебя устроят. Мы сможем обсудить все детали, и потом это нужно будет просто подписать у нотариуса. Тебе, конечно, потребуется приехать во Францию, это лучше делать там…

– Да, очень хорошо, – подхватила она. – Пьер, я все поняла. Присылай бумаги, я все изучу и отвечу.

Светлана скрестила руки на груди и теперь смотрела в камеру спокойно и серьезно. Ей был неприятен вид растерянного мужа, но, в конце концов, его можно понять. В его глазах Света давно уже превратилась в мину замедленного действия. Она не собиралась устраивать сцен.

– Я хотел бы закончить этот процесс до Рождества, если ты не против, – произнести эту фразу с достоинством было непросто, но Пьер справился. – Если мы обо всем договоримся, на формальности уйдет совсем немного времени. Ты сможешь прилететь в Париж, когда в твоем пансионе закончится учебный сезон?

– Возможно. Но сначала давай обсудим детали.

Закончив разговор, Светлана выключила скайп и закрыла глаза. Значит, развод.

Еще неделю назад она всерьез обдумывала возможность примирения с мужем и прикидывала, как можно было бы жить на две страны, поддерживая и брак с сильно продвинувшимся в карьере Пьером, и свой российский пансион для художественно одаренных детей. С практической точки зрения этот пансион был безделицей, плодом мимолетной фантазии, она взялась за него от безысходности – но внезапно получила то, чего ей так не хватало. Чужие дети, поселившиеся в старом фамильном доме Зарницких, легко заполнили сосущую темноту в душе, с которой Света никак не могла справиться в Брюсселе. К тому же рядом была Надя – подруга детства, родная душа и верный соратник, с которой можно и помолчать, и поболтать, и решить насущные бытовые вопросы.

В просторном, почти вековом деревянном доме с огромными окнами, заново отремонтированном и наполненном затейливой коллекцией старых и новых вещей, озвученном детскими голосами, пропахшем старым деревом, книгами, красками, пирогами и влажноватой свежестью подмосковного воздуха, было все, что ей нужно для счастья. Дом, как корабль, плыл по волнам времени, не принадлежа ни прошлому, ни будущему, и Света качалась в его объятиях, старательно игнорируя вопрос, который с суетливым упорством яркого пустотелого поплавка подпрыгивал на поверхности мыслей: что дальше?

Ее планы были накрепко связаны с Пьером с юности и, как долго казалось им обоим, навсегда. Привлекательный французский бизнесмен, за которого она вышла после нескольких неудачных романов с русскими парнями, всегда был успешен в делах. У них все шло именно так, как планировалось с самого начала, даже немного лучше. Они жили в достатке, много путешествовали и общались с такими же обеспеченными, воспитанными и образованными людьми. Будущее обещало быть предсказуемым, благополучным, безмятежным. А все стало еще лучше: искусно поддерживающий сеть нужных социальных связей Пьер получил должность еврочиновника средней руки, о которой мечтают многие люди его круга. Они перебрались в Бельгию и поселились в фешенебельном столичном пригороде Ватерлоо, на четверть населенном успешными экспатами, работающими в Брюсселе. Дела шли в гору. Пьер отказывался видеть в истории городка ассоциации, от которых у Светланы нервно кривились губы.

– Последняя битва, да?

– Света, я тебя умоляю. Мы живем не в романе Толстого, перестань везде искать аллюзии!

Его очень раздражала эта внезапно проявившаяся в жене склонность к мелодраме. На пороге пятого десятка всегда такая элегантная и воспитанная Светлана вдруг загрустила, потом начала тосковать и периодически вела себя так, что у Пьера холодело в животе от мысли, что он связан с этой женщиной крепко и навсегда. Она хотела перемен. Причем, что типично для русских, сама не понимала, каких именно. После нескольких неприятных эпизодов во Франции он уже всерьез волновался за свою репутацию и карьеру. Предложение о работе в одной из бизнес-комиссий Европарламента подвернулось очень вовремя. Оно сулило и лучшую из возможных деловых перспектив, и переезд в Бельгию, который мог стать новой вехой в их семейной жизни.