Жнец-3. Итоги - Нил Шустерман

– Среди выживших есть свидетели его преступления.

– И что они видели? Единственное, что они могут сообщить, – это то, что он там был. Но он был там не по своей воле.

Поссуэло покачал головой.

– Мне очень жаль, Анастасия, но вы пребываете в заблуждении. Вам вскружило голову харизматичное чудовище, все поставившее на службу своему эгоистическому интересу. У северо-мериканского сообщества жнецов есть достаточно доказательств его вины.

– Северо-мериканского сообщества?

Поссуэло помедлил, после чего продолжил, тщательно выбирая слова:

– Пока вы находились на дне океана, многое изменилось.

– Что это за северо-мериканское сообщество? – настойчиво повторила Анастасия.

– За исключением Зоны Хартии, – ответил Поссуэло, – вся Северная Мерика подчиняется теперь Жнецу Годдарду.

Анастасия не знала, как и подступиться к этой новости, а потому решила, что попытается осмыслить ее, когда окончательно окрепнет. Пока ей следует сосредоточиться на том, что с ней происходит здесь и сейчас, а также на том, что из всего этого последует.

– Ну что ж, – произнесла она настолько беспечно, насколько смогла, – похоже, всей Северной Мерике вскружило голову харизматичное чудовище, все поставившее на службу своему эгоистическому интересу.

Поссуэло вздохнул.

– Как это ни печально, но это так, – сказал он. – Должен вам сообщить, что ни я, ни прочие жнецы Амазонии не питаем любви к Суперлезвию Годдарду.

– Суперлезвию?

– Именно! Суперлезвию Северной Америки. Он придумал для себя такой титул в начале этого года.

Поссуэло сердито хмыкнул.

– Тщеславие его не знает границ. Чем больше помпы, тем он счастливее.

Анастасия закрыла глаза. Они горели. Все ее тело пылало. Как жаль, что она не умерла и не пребывает нынче в блаженном смертельном забытьи! Но преодолев боль, она задала вопрос, который держала в себе с момента пробуждения.

– Как долго… – спросила она, – …как долго мы были на дне океана?

Поссуэло явно не хотел отвечать. Но он не мог скрыть правды от Жнеца Анастасии. А потому, сжав ее руку, он произнес:

– Вы были мертвы более трех лет.

Где же ты, Мари? Где ты, любовь моя? Все это время я стремился к тому, чтобы голос жизни окончательно замолчал во мне. Но сейчас я хочу разорвать это молчание и заглянуть туда, куда проникал взгляд человека Эпохи смертных. О, эти смертные! Какими изощренными идеями полнился их ум! Рай и ад, нирвана и Валгалла, реинкарнации – одна за другой. А сколько загробных миров! Они думали, что могила – это коридор с тысячью дверей.

Да, люди Эпохи смертных были детьми крайностей. Смерть ведет либо к высшему блаженству, либо к немыслимым мукам. Какая смесь надежды и ужаса, и все это – в одном простом, совершенно естественном природном событии. Не удивительно, что так много людей той поры сходило с ума.

Мы, люди иной эпохи, лишены воображения своих предков. Живущие среди нас более не размышляют о смерти. По крайней мере, пока в их жизни не появится жнец. Но, как только жнец уходит, все быстро становится на свои места – горе оставшихся мимолетно, мысли о том, что есть «небытие», улетучиваются, смягченные наночастицами, задача которых состоит в том, чтобы свести на нет темные, непродуктивные формы мышления. Люди, наделенные в высшей степени здравым умом, мы не можем долго размышлять о том, чего нам не изменить.

Но мои наночастицы работают в четверть силы, а потому я – размышляю. И потому я спрашиваю – вновь и вновь: где же ты, Мари, любовь моя?

    Из «посмертного журнала» Жнеца Майкла Фарадея.

    18 мая, Год Хищника

Глава 10

Перед лицом света, который померк

После того как тела всех погибших агентов Нимбуса были возложены на погребальный костер, Жнец Фарадей поднес факел к хворосту и зажег его. Костер занялся, сначала медленно, потом – со все увеличивающейся скоростью. По мере того как тела охватывало горение, дым над костром становился все более черным.

Фарадей обернулся к тем, кто собрался у костра. Мунира, Лориана и все бывшие агенты Нимбуса. Мгновение он молчал, вслушиваясь в рев пламени, затем заговорил.

– Многие годы назад рождение означало одновременно и смертный приговор, – начал он. – За появлением на свет с неизбежностью следовала смерть. Мы отменили примитивнейший из законов природы, но здесь, в этих диких, неисследованных местах, природа по-прежнему диктует жизни свои жестокие условия. С неизъяснимой печалью в сердце я объявляю лежащих на этом костре умершими на веки вечные.

Фарадей помолчал и после паузы продолжил:

– Пусть наночастицы смягчат скорбь, которую мы переживаем, и пусть воспоминания о тех, кто ушел, пребудут с нами. Сегодня я даю вам обещание: имена этих замечательных людей не сотрутся в благодарной памяти человечества. Они сохранятся в глубинном сознании Гипероблака – ведь оно было с этими людьми до того самого момента, когда их корабли пересекли границу слепой зоны. Что до меня, то я возьму на себя ответственность за их смерть, как беру ответственность за всех, кого подверг жатве. Как только мы покинем этот остров и вернемся в мир людей, я окажу честь нашим усопшим, одарив иммунитетом тех, кого они любили, – так велит мне долг жнеца.

Жнец Фарадей выдержал паузу. Собравшиеся отводили взгляды от костра. Фарадей же решительно повернулся лицом к пламени. Глазами сухими, но полными скорби он смотрел на огонь, пожирающий тела, и отдавал почести тем, кого нелепая смерть вырвала из рядов живущих.

Лориана не могла заставить себя посмотреть на костер. Вместо этого она сосредоточила свой взгляд на Фарадее. Агенты Нимбуса один за другим подходили к жнецу и благодарили его. Видно было, сколь глубокое почтение они питают к этому седовласому человеку. От переживаний у Лорианы слезы навернулись на глаза. Да, пока живут такие замечательные люди, не умрет надежда, что жнеческое сообщество оправится от удара, нанесенного гибелью Стои. Хотя Лориана мало что знала о конфликте между двумя генерациями жнецов; в конце концов, она была агентом Нимбуса, и внутренние противоречия, раздиравшие жнеческое сообщество, мало ее касались.

Погребальная речь Фарадея произвела на нее глубочайшее впечатление, равно как и взгляд, которым он не отрываясь смотрел на пламя костра. И Лориана понимала, что скорбит он не только по тем, кто исчезает перед ним в пламени костра.