Вкус пепла - Камилла Лэкберг

– Солнышко, я еду в контору.

Агнес обернулась к вошедшему в комнату отцу. Перед его приходом она упражнялась на рояле, сидя лицом к окну; она делала это главным образом потому, что знала, как хорошо выглядит за инструментом. Особой музыкальностью девушка не отличалась; несмотря на дорогие уроки игры на фортепиано, которые ей давались с детства, она научилась только более или менее сносно играть по нотам, раскрытым перед ней на подставке.

– Ты не забыл, папочка, о том платье, про которое я тебе на днях рассказывала? – Она посмотрела на отца умоляющими глазами и увидела, что он, как всегда, разрывается между желанием сказать «нет» и своей неспособностью это сделать.

– Деточка, я же совсем недавно купил тебе платье в Осло…

– Но ведь оно же на подкладке, папочка. Неужели ты хочешь, чтобы я в такую жару пошла в субботу на праздник в теплом платье?

Она обиженно насупилась и стала ждать его реакции. Если он против ожидания все равно будет упираться, нужно взглянуть на него с дрожащими губами, а если и это не поможет, придется прибегнуть к слезам. Но сегодня у отца усталый вид, так что вряд ли потребуется много лишних усилий. Как обычно, она взяла верх.

– Ладно, ладно, сбегай завтра в магазин готовой одежды и закажи себе это платье. Прибавишь ты старому папке седых волос! – сказал он, качая головой, но не удержался от улыбки, когда дочь бросилась к нему с поцелуями.

– Ну, будет, будет уж! Садись и поиграй хорошенько гаммы. А то вдруг в субботу тебя попросят что-нибудь сыграть, так что не мешает на всякий случай как следует подготовиться.

Довольная Агнес снова села за рояль и послушно принялась упражняться. Она так и видела, как это будет: все взоры обращены на нее, а она, озаренная трепещущим пламенем свечей, сидит за роялем в новом красном платье.

Мигрень наконец-то немножко отпустила. Железный обруч вокруг головы постепенно разжался, и она смогла осторожно приоткрыть глаза. Наверху было тихо. Как хорошо! Шарлотта повернулась на другой бок и снова опустила веки. С наслаждением она ощутила, как уходит боль, постепенно сменяясь приятной расслабленностью во всем теле.

Немножко полежав, она осторожно приподнялась и, спустив ноги, помассировала пальцами виски. Они немножко побаливали от прикосновения, и это, как она уже знала по опыту, будет продолжаться после приступа еще несколько часов.

Альбин, должно быть, спит. У него как раз дневной сон, и это позволяло ей с чистой совестью не торопиться с подъемом. Бог видит, как ей необходимо иногда немного расслабиться! Из-за все усиливавшегося в последние месяцы стресса приступы мигрени участились, высасывая из нее последние остатки энергии.

Она решила позвонить своей подруге по несчастью и спросить, как та себя чувствует. Хотя ей и самой приходилось в настоящее время нелегко, состояние Эрики вызывало у Шарлотты беспокойство. Молодые женщины познакомились сравнительно недавно, а заговорили друг с другом после того, как несколько раз нечаянно встретились во время прогулки. Обе были с детскими колясками: Эрика гуляла с Майей, Шарлотта – с восьмимесячным Альбином. Поняв, что живут совсем рядом, они стали видеться почти каждый день, но Шарлотта все больше и больше беспокоилась, глядя на свою новую подружку. Она не знала Эрику до рождения Майи, но интуиция все же подсказывала ей, что та не всегда была такой вялой и подавленной, как сейчас. Шарлотта уже пробовала осторожно заговаривать с Патриком о послеродовой депрессии, но тот отмахнулся от ее намеков и сказал, что дело просто в психологической перестройке и все наладится, когда они приспособятся к новому распорядку жизни.

Шарлотта сняла трубку телефона, который стоял у нее на ночном столике, и набрала номер Эрики:

– Привет! Это Шарлотта.

Эрика отозвалась сонным и тусклым голосом. Услышав его, Шарлотта ощутила новый прилив беспокойства: с подругой что-то не так, совсем не так!

Но все же голос той немного повеселел, да и Шарлотта тоже была рада поболтать несколько минут, прежде чем, покоряясь неизбежному, пойти наверх и вернуться к той реальности, которая ждала ее там.

Словно почувствовав, о чем она думает, Эрика спросила, как идут дела с поисками дома.

– Потихоньку. Даже слишком уж потихоньку. Никлас все время пропадает на работе и никак не находит времени поездить по окрестностям, где можно что-нибудь присмотреть. Да и выбор сейчас, кажется, не особенно богат, так что придется нам, как видно, пожить здесь еще некоторое время, – сказала Шарлотта с невольным вздохом.

– Вот увидишь, скоро все наладится!

По голосу Эрики Шарлотта слышала, что та старается ее утешить, но ей как-то не верилось, что все так и будет. Вот уже полгода, как Шарлотта и Никлас переехали с детьми к ее матери и Стигу, и, судя по всему, такое положение сохранится еще не менее чем на полгода. Для Никласа в этом, конечно, не было ничего страшного, потому что он с утра до ночи пропадал в амбулатории, но для Шарлотты, которая никуда не могла отойти от детей, это было ужасно.

В теории, когда Никлас предложил ей такой вариант, все казалось прекрасно. Во Фьельбаке открылась вакансия доктора, а после пяти лет, проведенных в Лиддевалле, обоим хотелось сменить обстановку. Вдобавок ожидалось рождение Альбина, на которое они решились как на последнее средство, чтобы спасти свой распадающийся брак. Никлас говорил: отчего бы в таких обстоятельствах не поменять заодно и все остальное, чтобы уж начать жизнь заново? Чем дольше она его слушала, тем заманчивее казалось это предложение. Тем более тут в случае чего есть на кого оставить ребенка, а в ожидании второго это далеко не лишнее. Но действительность быстро разрушила эти радужные надежды. Шарлотте хватило нескольких дней, чтобы вспомнить, почему она в свое время так стремилась поскорее съехать от родителей. Правда, обнаружились и кое-какие благоприятные перемены. Но как бы ей ни хотелось, ни о чем из этого она не могла поговорить с Эрикой. Это приходилось держать в тайне, чтобы не разрушить свою семью.

Голос Эрики прервал ее размышления:

– А как там с маменькой? Доводит тебя до сумасшествия?

– Мало сказать! Что бы я ни делала, все ей не так. Я слишком строга с детьми, слишком распустила детей, я недостаточно тепло их одеваю, слишком их кутаю, я их недокармливаю, я их перекармливаю, я слишком толстая, слишком неряшливая… Конца нет этому списку, я уже сыта этим по горло.