Соло для пистолета с оркестром - Наталья Андреева

Вечером он долго читал рукопись, пытаясь не обращать внимания на стиль. Маргарита Эдуардовна словно стремилась доказать, что это от нее сын унаследовал литературные способности. Но – увы! Она ошибалась. Зато Глазов многое понял.

Он понял, что Аким Шевалье рос несчастным ребенком. Его не растили, а формировали. Хотелось ему этого или нет, но в процессе формирования участвовали одновременно флейта, уроки иностранного языка и секция фигурного катания. Ребенок был загружен настолько, что в душе его возник бурный протест. Он несколько раз сбегал из дома, хамил учителям и однажды выбросил на помойку новенькие коньки. Последний раз мальчик сбежал в возрасте тринадцати лет, вернулся на третьи сутки, когда его уже искали повсюду, а Маргарита Эдуардовна была близка к инфаркту. Но после этого больше не исчезал. Очевидно, на улице ему не понравилось.

Протест закончился тем, что Акиму пришлось создать свой мир, в который он убегал после того, как понял, что скрыться от материнской заботы невозможно. В его книгах все люди были чудовищами, а сам Аким – благородным рыцарем, который их побеждал. Наверное, потом ему было смешно, когда его называли писателем. Аким просто построил себе дом, чтобы там жить так же, как это делают все нормальные люди. Только сделал это в своем воображении. Стенами его дома были поля на страницах, а крыши не существовало вообще. Ибо воображение Акима Шевалье было безгранично.

Потом, когда писатель добился известности, его мнение стали уважать. Он нашел способ, которым заставил людей прислушаться к себе, и успокоился. Женился по любви, имел ребенка, квартиру, загородный дом, деньги на достойную жизнь, и был собой доволен.

Глазов понял, что исчезать Аким Шевалье не собирался. У него все было. Абсолютно все! И, судя по впечатлениям матери, Акиша был вполне доволен своей жизнью. Хотя нежное отношение сына к своей жене Маргарита Эдуардовна не понимала и осуждала. Но это уже материнская ревность. Как же! Отняли единственного сына, в которого столько вложено!

Итак, Аким Шевалье любил жену. Он любил дочь. Любил свою работу. И вдруг исчез. Что же с писателем произошло?

О последних днях сына Маргарита Эдуардовна упоминала скупо. Все, как обычно. Закончил новую книгу, купил подарки всем членам семьи, собирался отдохнуть где-нибудь за границей. Уехал в загородный дом – прийти в себя после напряженной работы. Семья писателя жила вместе с его матерью, поэтому жена, не ладившая со свекровью, выстроила на даче хорошую печь, чтобы после скандалов уезжать туда и зимой. Скандалы были столь частыми, что загородная резиденция Шевалье редко пустовала. Итак, он закончил книгу и уехал на дачу. Жена последовала за ним вместе с шестилетней Зайкой. Если при муже они со свекровью как-то ладили (особенно если он работал), то, оставшись вдвоем, немедленно затевали ссору. А писалось Акиму только в Москве. Он не мог работать, не видя людей, и ежедневно совершал обязательные прогулки по улицам города.

Как раз в ту зиму Маргарита Эдуардовна приболела и, когда почувствовала себя совсем плохо, вызвала сына к себе. По дороге домой и случилась эта автокатастрофа. Писатель, видимо, задремал за рулем и врезался в тяжело груженую встречную машину. Дорога ранним зимним утром была пустынной, свидетелей трагедии оказалось двое: сам водитель КамАЗа и люди, ехавшие следом на «Жигулях». Глазов подумал, что хорошо было бы почитать протокол, составленный инспекторами ГАИ. Но раз никакого уголовного дела не возбудили, значит, виноватым был признан водитель иномарки, заснувший за рулем. Странно было только, что он так обгорел, особенно лицо. Возгорание машины – вещь достаточно редкая, это случается чаще всего, когда бак полон бензина. Но писатель ехал с дачи, и находился где-то на полпути к Москве. Скорее всего, Аким Шевалье нигде не заправлялся. Так откуда такое пламя? Откуда взрыв? Аким Шевалье оказался изуродованным. Просто до неузнаваемости. Маргарита Эдуардовна писала, что не смогла опознать сына. Это сделала невестка, признавшая портсигар с инициалами, который сама положила в карман мужа перед отъездом. И еще упоминала о том, что последние две ночи Аким Шевалье не спал, обдумывая какой-то очередной сюжет. Доводы вдовы показались следователю убедительными. Было признано, что Аким Федорович Шевалье погиб в результате несчастного случая.

Глазов задумался. Так-то оно так, но, похоже, Аким Шевалье жив! Единственной зацепкой был любовник вдовы. Глазов знал, что автокатастрофа – дело темное. Учитывая уголовное прошлое гражданина, тот вполне мог убрать соперника. Тогда почему же писатель остался в живых?

Глазов вздохнул и решил позвонить Мельникову на домашний телефон. Был глубокий вечер, Аркаша уже был дома, но не преминул пожаловаться на загруженность.

– А ты, старик, свободен как ветер! Завидую. Когда зайдешь? Обещал!

– А в чем проблема?

– Барахтаюсь, как муха в паутине. Влип.

– Разве Шумова заявление не забрала?

– Приходила. Как подменили дамочку. Говорит разумно, никакой истерики. Как это у тебя получается?

– Ты мне должен, старик. Не находишь?

– Слушай, Димка, я бы рад. Но есть другая проблема.

– Баш на баш, – Глазов теперь умел торговаться.

– А что, собственно, тебе нужно? – слегка насторожился Мельников.

– Сделай для меня доброе дело. Лет пять назад был расстрелян в своей машине директор издательства, владелец нескольких книжных магазинов Василий Мелешев. С женой. Фамилия его жены Шевалье. Редкая фамилия и запоминающаяся, не думаю, что женщина стала ее менять. Вдовы знаменитых писателей хотят оставаться ими вечно. Вдова знаменитости – это профессия, которой можно неплохо на жизнь зарабатывать. Так что найдешь. Да и дело было громкое. Я хотел бы узнать, чем закончилось следствие. Можно взглянуть на дело?

– С чего это вдруг? Слушай, ты не частным сыском решил подработать?

– Да. Именно.

– И много платят? – тут же поинтересовался Мельников.

– Неплохо.

– В баксах? – откровенная жадность в Аркашином голосе. Глазов усмехнулся.

– В них самых, – не стал скрывать он.

– Елки! А? Всегда говорил, что тебе везет больше, чем мне! А зачем тебе дело?

– В интересах клиента не могу сказать, – уклончиво ответил Дмитрий. – Так сделаешь?

– Старик… – задумчиво протянул Мельников. – Ты знаешь правила. Ты теперь не наш. И… Видишь ли, работы полно, – тонко намекнул он. – Глухарь, а повесили на меня, то есть на новенького. Убили парня двадцати восьми лет. Застрелили возле собственного дома. Прямо у подъезда. Я думал, быстро все раскопаю, а там полная труба.