Я стану тобой - Наталья Андреева

– Да погоди ты с подарками, – отмахнулась Лидия. – Давайте за стол. Заждались уже. Да и вы небось проголодались. Сколько ехали-то!

– Ужас что творится! – подхватила Машенька. – Мы едва добрались, а вот после нас вряд ли кто сможет.

– А нам никого и не надо, – пробасил Кит. – Все свои дома. Разве что Микоша, соседушка наш беспокойный, зайдет на огонек. Я, Лид, ему проговорился, что у тебя сегодня день рождения.

– Вот, прости господи, пень, – беззлобно сказала Лидия. – Тогда, ребята, жди в гости Микошу. Разве ж он обойдет, где наливают? Не пустишь – всю ночь будет под дверью стоять. А то в окно влезет. Раму выставит – и влезет. Он такой.

– Пустим, пустим! – закричала Машенька. – Что нам, жалко? Он, когда выпьет, очень смешной!

– А когда перепьет? Помнишь, какой?

– А мы ему много не дадим!

Машенька была, как язычок пламени, медноволосая, смешливая, трепещущая. Короткая стрижка чуть вьющихся волос, вздернутый носик, розовые маленькие ушки и рот, похожий на сердечко. Ни одно модельное агентство не взяло бы ее «в работу» из-за невысокого роста, округлых форм и немодных, не раздутых, словно от пчелиного укуса, губ, не объявило бы красавицей и звездой, тем не менее Машенька была прелестна. И волновала мужчин гораздо сильнее всех этих признанных звезд даже в простеньком белом пуловере и потертых синих джинсах. Одно ее присутствие заливало светом огромный и мрачный деревенский дом. Лидия смотрела на девушку с удовольствием и невольно улыбалась. С появлением Машеньки и она почувствовала, что у нее сегодня день рождения. Не праздник, конечно, но день необычный.

– Давайте за стол, – улыбаясь, сказала хозяйка, и все потянулись в большую комнату, отделенную от кухни пестрой ситцевой занавеской.

Наследству Лидии насчитывалось лет сто или около того. Это была добротная изба, сложенная из огромных, теперь уже почерневших и растрескавшихся от времени бревен, изначально рассчитанная на большую семью. Раньше в деревнях так и жили, большими семьями, стар и млад вперемешку, если же кто-то непременно желал отделиться, то делали пристройку или просто делили избу пополам дощатой перегородкой. Протопить такие хоромы с высоченным потолком было нелегко, особенно в суровые зимы, какие часто бывали раньше, поэтому дом еще делился на зимнюю половину и летнюю. Летняя иначе называлась сени или же мост, потому что соединяла дом со двором, где прежние хозяева держали многочисленную живность. На мосту кроме летней кухни с газовой плитой, стоящей у окна, находились и две летние комнаты, отделенные перегородками, не доходящими до потолка сантиметров на двадцать. Комнаты эти именовались горенками. В одной из них теперь лежал всякий хлам, и ее звали чуланом. В другой летом, в жару, спали гости. Там стоял старый диван, привезенный Лидией из города, журнальный столик и кровать с панцирной сеткой.

Дверь в утепленную для зимовки половину дома с русской печью была дубовая, надежная, а края ее обиты войлоком, чтобы не уходило тепло. Войдя в нее, гости оказывались в просторной кухне, где в одном из углов, за занавесочкой, притулился почерневший от времени рукомойник, а рядом с ним шесток с хозяйственными принадлежностями: губками для мытья посуды, щетками, скребками, ершиком в треснувшем стакане и еще бог знает какой ерундой.

Стол же Лидия накрыла в самой большой комнате. Печь в доме была настоящая, русская, щедро беленная известью и с лежанкой, залезть на которую можно было по деревянной лесенке, приставленной сбоку. От печи шел такой жар, что Машенька невольно воскликнула:

– Ну и натопили!

– Зато спать будет тепло, – улыбнулся Кит. С появлением Машеньки и его лицо словно просветлело. – Не боись, за ночь выстудит. Утром первая за дровами побежишь.

Лидия размашисто перекрестилась на притаившуюся в углу икону, перед которой висела погасшая лампада, и, коротко вздохнув, сказала:

– Ну, садитесь. С Богом.

Угощение было нехитрым, основным его поставщиком послужил погреб в доме: квашеная капустка, присыпанная выращенным на подоконнике зеленым лучком, хрустящие бочковые огурчики, рядом с которыми красовались на блюде огромные, с Китов кулак, бурые помидоры, тоже из дубовой бочки. Тут же в мисках дожидались своего часа моченая янтарная антоновка да соленые грибочки. Ни тебе красной рыбки, ни колбаски копченой, ни сыра и уж тем более икры. Зато щедрыми ломтями нарезан ноздреватый ржаной хлеб, испеченный самой хозяйкой, а к нему – сливочно-сладкое деревенское масло из хозяйства Хватовых. Гости были неприхотливы, деликатесов не требовали. Они с аппетитом принялись накладывать в тарелки закуску, а Лева первым делом схватился за хлебницу.

– Вкуснотища! – сказал он, впившись зубами в ломоть. – С месяц об этом мечтал! Такой вкусный хлеб только у вас, тетя Лида!

– Лева, а подарки? – спохватилась Машенька.

– Да погоди ты, – отмахнулась Лидия. – Пусть поест.

– Да вы гляньте сначала! Мы вам пилу купили! Бензиновую!

Именинница вздрогнула и побледнела:

– Как ты сказала? !

– Бензопилу, а что?

– Ты, Мария, выбирала или он? – кивнула Лидия на Леву.

– Он, а почему ты так разволновалась?

– Я потом с тобой об этом поговорю. А сейчас давайте праздновать.

– Подумаешь, пила, – пожала плечами Машенька. – Лева сам выбрал ее вам в подарок, и что здесь такого? Вещь в хозяйстве нужная.

– А топор на кой? – хмыкнул Кит.

– То топор! А то бензопила! – возразила Машенька. – С нею дров можно больше заготовить!

– Дров у нас хватает, – улыбнулась Лидия. – Но все равно: спасибо тебе, Машенька. И тебе, Лева, – добавила она тихо. Парень до ушей залился краской, даже веснушки с лица почти исчезли, и уткнулся в тарелку.

– Я тебе еще кое-что купила, тетя Лида, – порозовела Машенька. – Но это потом. А сейчас: с днем рожденья! Лева! Хватит лопать! Поздравь тетю Лиду!

– С днем рожденья, – смущенно сказал тот.

– По такому празднику можно и выпить, – пробасил Кит, потянувшись к запотевшей бутылке водки, пристроившейся на краю стола. Мол, предмет незначительный и в предстоящем застолье далеко не главный.

– Ты смотри, Николай, – строго сказала Лидия. – Не забывайся. Сам знаешь, – добавила она со значением.