Самая коварная богиня, или Все оттенки красного - Наталья Андреева

Майя решила, что так и будет стоять всю ночь в коридоре, смотреть в окно, ждать, когда поезд подъедет поближе к столице. Соскучилась уже. Нет, жить в этом огромном городе ей никогда не хотелось, но жить вообще без него не хотелось тоже. Так, приезжать изредка, окунаться в шумную, суетливую жизнь, ходить по театрам, по музеям, побывать на Красной площади, послушать бой курантов, а потом непременно вернуться домой, в тихую гавань.

Никогда она не поступит в театральное училище, но обязательно поедет в Москву и на следующий год, и еще через год. Пока не расхочется там бывать. Может, она специально ставит перед собой непосильную задачу? Предложили бы Майе постоянно жить в Москве, что бы она на это сказала? Страшно.

Вот и еще кому-то не спится! Ба, да это же известная всему городу Маруся Кирсанова, дочь художника! Надо же, и тут подцепила какого-то парня и тащит его наверняка в вагон-ресторан! Разве он не закрыт уже?

– Эдик, я тебе покажу что-то интересное! Здесь у меня папашино наследство, – девушка энергично махнула сумочкой на длинном ремешке.

Майя уставилась на парня, который сопровождал Марусю Кирсанову. Никогда не видела таких красивых! Он задел ее плечом и скользнул безразличным взглядом:

– Извините.

– Ничего страшного.

Она посторонилась и пропустила их. Ресторан наверняка уже закрыт, поезд обычный, не фирменный, минут через двадцать эти двое пойдут обратно и можно будет еще разок полюбоваться этим Эдиком.

– …Нет, что за свинство! Куда мы попали, а, корнет?

– Успокойся, Маша, в купе выпьем. Пиво-то нам продали. И джин-тоник.

– А закусить?

– На закуску я подарю тебе поцелуй. Не пожалеешь.

Майя вспыхнула: хоть бы людей постеснялись! Блондин опять задел ее плечом:

– Извините.

– Все в порядке, – с досадой сказала она.

И как только вульгарнейшая Маруся умудряется подцеплять самых красивых парней? Что они в ней находят? Мама всегда говорила Майе, что девушку украшает скромность. Зато доступность пользуется у мужчин популярностью. Майе такой парень, как Эдик, увы, не светит.

Она вздохнула и вернулась в купе, легла, накрылась простыней, попробовала уснуть. Нет, невозможно! Эти двое спят как убитые и храпят, храпят, храпят… Сколько же времени прошло? Полчаса? Час?

И вот она снова стоит в коридоре, смотрит в окно. Светлая июньская ночь, спать все равно не хочется. И не только ей: Маруся Кирсанова снова тащит куда-то своего спутника. Они что, всю ночь пить собираются? ! А потом, как это говорится? Колбаситься? Дочь художника, выпив джин-тоника, стала еще энергичнее, развязнее и шумнее. Сейчас перебудит весь поезд! Они, похоже, идут в вагон-ресторан за добавкой. Разве можно девушке столько пить? !

– Нет, ты видел его письма? ! Это же отписки какие-то! Нужна я ему была. Все эти девятнадцать лет? Нет, ты скажи: нужна? Ну, ничего, я им всем теперь задам!

Блондин был почти трезв, он обнимал свою спутницу за талию, чтобы, не дай бог, не упала. И вроде бы пытался на что-то ее уговорить. Майя невольно прислушалась, но громкий голос Маруси все заглушал:

– Да плевала я на его наследство! Даже и не упоминай, понял? Плевала я на них на всех! Понял? ! Плевала! !

Обратно они возвращались все с теми же банками и бутылками. От Маруси к тому же пахло сигаретами. И опять Эдик задел стоящую у окна девушку плечом.

– Извините.

На этот раз она промолчала. Они скрылись за дверью в соседний вагон, а Майя чуть не заплакала от досады. Он ее даже не узнал! А ведь второй раз сталкиваются нос к носу! И опять это ледяное: «Извините». Как на пустое место посмотрел! А многие считают ее хорошенькой.

В третий раз эти двое проходят по вагону, в котором едет Майя, уже под утро. Пять часов. Поезд запаздывает примерно на полчаса. Господи, неужели и сейчас они раздобудут выпивку? ! Нет, видимо, в вагоне-ресторане им отказали, и правильно: скоро Москва. А Маруся совсем разошлась. Всю ночь квасить – это вам не шутки! Или блондин ее нарочно спаивает? Сам он почти трезв.

Проходя мимо Майи, Маруся Кирсанова споткнулась и нецензурно выругалась: туфля слетела с ее ноги.

– Эдик! Б…! Помоги!

Красавчик ничего, терпит. Нагнулся, взял туфлю и стал надевать на ногу пьяной красавицы.

Еще раз выругавшись, Маруся пьяно покачнулась и вцепилась ему в плечо:

– Что-то меня развезло…

– Бывает, – блондин распрямился и вновь крепко обнял ее за талию. – Держись. Скоро Москва. А если папина родня увидит тебя в таком виде?

– А я их всех послала!

– То есть на вокзал никто не приедет?

– А ну их всех! – Маруся опять начала материться. – Давай повеселимся, Эдичка! Ту ти, ту, ту, ту! Мое от меня не уйдет. И вообще: я ж-жутко талантлива.

– Верю.

– Нет, ты не веришь.

– Верю.

– А в любовь с первого взгляда?

Блондин громко рассмеялся:

– С тобой – хоть на каторгу!

– Лучше на юг. К морю.

– Я тоже так думаю! – согласился он.

И вновь, уже в который раз, задел Майю плечом.

– Извините…

Она напряглась: что бы такого умного сказать? Так хочется, чтобы парень обратил внимание и на нее. Но заметила ее Маруся, не он.

– А… землячка, – фыркнула дочь художника. – Вот, Эдик, познакомься, это дочка нашего завуча, ж-жуткая зануда. Такая же, как и ее мамаша. А вот я… Я девушка веселая! Сейчас возьму и сделаю какую-нибудь глупость!

– Верю, – опять рассмеялся блондин. – Обожаю авантюристок!

Майя стушевалась. Оказывается, она – жуткая зануда! А блондину нравятся авантюристки.

– А вот мы сейчас пойдем и сделаем какую-нибудь жуткую глупость, корнет! – заорала Маруся.

– Идем, солнце мое! Я в нетерпении!

В обнимку с Марусей красавчик ушел в соседний вагон, а спустя некоторое время Майя заметила маленькую сумочку на длинном ремешке. Сумочка лежала на полу, видимо, Маруся, пытаясь самостоятельно надеть туфлю, уронила свое сокровище. Несколько минут Майя была в мучительном раздумье: что делать? Вдруг там что-то ценное? Проводнику отдать? Но она твердо знает, что это сумочка Маруси Кирсановой. Проще отдать находку ей.