Нагадали мне суженого - Наталья Андреева

К моему огромному удивлению, он согласился:

– Хорошо. Во сколько вы заканчиваете работать, Анфиса?

– Без пяти шесть.

– Без пяти шесть я буду ждать вас у входа в библиотеку.

– Вы и это знаете? ! Что я работаю в библиотеке? !

– Одно время я даже подумывал установить в читальном зале постоянное дежурство одного из наших сотрудников, – вздохнул он. – Вас люто ненавидят. Я думаю, костями на коврике дело не ограничится. Вам всерьез грозит опасность, поэтому отныне я всегда буду рядом, – заверил он. – Кстати, меня зовут Арсением. Арсений Савельевич Ладушкин. – Он еле заметно опустил подбородок. Я тоже представилась полным титулом: Анфиса Иннокентьевна Лебедёва, ясновидящая. И мы наконец познакомились.

«Ему около сорока, – тут же подсчитала я. – Постарше меня, скорее всего в разводе, и с социальным статусом у него все в порядке».

И мне стало так спокойно! Я правда не поняла, почему он со мной возится, но когда поняла, то решила, что это достойно отдельной главы. Но надо собраться с духом. Сначала об убийстве.

Ограбление века

Я же говорю, у нас все как в Москве, только масштаб поменьше. Но пусть вас это не смущает. Человек, он везде человек. А олигархи и у нас есть. К примеру, Аксенкин. Но обо все по порядку, а то я все время сбиваюсь.

Итак, в шесть часов вечера у входа в местный краеведческий музей собрались: я, сотрудник полиции Арсений Ладушкин и Капка с олигархом Аксенкиным. Тот просто рвал и метал. То есть рвался в музей, чтобы метнуть туда многотысячную рублевую гранату и купить произведение бессмертного искусства. Бессмертное произведение искусства, конечно! Просто он меня так напугал, что мои мысли стали путаться.

– Где она? ! – орал Аксенкин. – Кто посмел? !

Посмел утаить от него источник дохода. Аксенкин считает, что все в этом городе принадлежит ему, а раз он спонсор выставки местной живописи, то вся она без остатка его собственность. Такой уж у человека характер. Благодаря полицейскому Ладушкину нас ждали. Смотрительница музея, сухонькая старушка, дрожащими руками открыла двери в рай.

Аксенкин вперся туда, как танк, готовый снести все на своем пути к обогащению, в том числе и несчастную старушку. За ним семенила Капка. Я не стала торопить события, потому что знала: без меня никак. Только я в курсе, какая из картин бесценна. Так и вышло. Войдя в зал, где находилась экспозиция, танк «Нил Стратонович Аксенкин» застопорил ход и развернул башню в мою сторону:

– Ну и где? !

Я, не дрогнув, указала рукой в самый дальний и темный угол:

– Там.

Аксенкин рванул туда, а я решила подождать, поскольку у меня появилось дурное предчувствие. Так и вышло. Из угла раздался рев:

– Убью! !! Кто посмел! !!

Старушка как подкошенная упала на руки едва успевшему подхватить ее Арсению, который, обращаясь почему-то ко мне, спросил:

– Валерьянка есть? Или что-нибудь успокоительное?

Я слегка обиделась:

– Наркотиками не балуюсь.

– А так сразу и не скажешь. Тогда просто воды.

– Я принесу, – вызвалась Капка.

И ушла за водой, потому что меня не отпустил Аксенкин. Заорал:

– Стоять! !! Отвечай: что за картина и куда она делась? !

– Спросите у нее, – кивнула я на полумертвую старушку. – Картину либо купили, либо украли. В любом случае это лишь подтверждает мои слова: она бесценна.

В этот момент появилась Капка с водой. Стакан из ее рук взял Аксенкин и выпил его залпом. Старушке ничего не досталось. Она по-прежнему не могла говорить.

– Еще воды! – велел Аксенкин.

Будь он уже Капкиным любовником, мало бы ему не показалось. Но с мужчинами, которые ей пока не принадлежат, Капка обращается так, будто это хрустальные вазы. Разбиваться на куски они должны исключительно после того, как окажутся в ее руках. А до того – ни-ни. Поэтому она покорно засеменила за вторым стаканом воды. На губах у нее играла загадочная улыбка. Свою роль Капка знает наизусть – Офелия.

– Итак, картина исчезла, – сказал Арсений то ли нам, то ли старушке, которую по-прежнему поддерживал. – Остается выяснить куда.

– Любые деньги, – рванул ворот рубахи от «Версаче» олигарх Аксенкин. – Верните мне ее.

Голос его был хриплым, но между ним и вторым стаканом воды встала я. Так что старушка наконец напилась и смогла говорить.

– Ее забрал автор, – проблеяла она.

– Как, когда, почему? – со всех сторон посыпались вопросы.

– Вчера. Пришел и забрал. Сказал, что картина продана.

– Кому? ! – заорали мы хором.

– Мы не спросили. Да и зачем? Продана и продана. Это его дело, художника.

– Это теперь мое дело, – сердито сказал Аксенкин. – Я заплачу втрое больше. А, кстати, что на ней было?

– Глиняная ваза, белая с синими полосками, гиря и связка ржавых ключей, – охотно перечислила я предметы, составившие прекрасный натюрморт, который, увы, исчез.

– Тогда пусть нарисует мне два кувшина, две гири и хрен знает сколько ржавых ключей, – засопел Аксенкин. – Плачу втрое.

Я сразу поняла, что в искусстве Стратоныч ни бум-бум. Количество предметов, запечатленных на полотне великого мастера, не обязательно переходит в качество. Я не считаю, что такие полномасштабные шедевры, как «Гибель Помпеи» или «Явление Христа народу», эта толпа, включая мраморных статуй и полуголых богинь, и впрямь безумных денег стоят, но, с другой стороны, ее в сумке не унесешь. Опять же масштаб, не кран же строительный подгонять? А резать на куски, это уже, простите, варварство. Иное дело натюрморт. Это дело тонкое. И две глиняные вазы – перебор. Тем паче две ржавые гири. Но Аксенкин этого не понимает. Помогла мне Офелия.

– Нил, не пыли, – велела она. Так и сказала: не пыли. Я поняла, что Аксенкин почти уже ее собственность. – Проще взять готовую вещь. Вдруг вдохновение его больше не посетит? Кстати, кто он, этот художник? Неужели пробило кого-то из местных?