Теория относительности с точки зрения путешественника во времени - Николь Валентайн

– Ты знаешь, почему мы с тобой подружились? – поинтересовалась Габи.

– Потому что я осмелился подойти и заговорить с тобой? – предположил Финн, решив, что своим вопросом Габи хочет напомнить ему о важности социализации.

– Да, но настоящая причина проявилась только через несколько дней. Мне приснился кошмар о том, что ты попал в беду. Ну… один из тех снов, которые кажутся настолько реальными, что ты помнишь их во всех подробностях даже после пробуждения. Там был ты, но в то же время как будто не ты. Понимаешь, о чём я?

Финн кивнул.

– Короче, в том кошмаре ты не мог вернуться домой и не мог видеть. А я послала тебе огромный шар солнечного света, и всё стало хорошо.

– Свет был, разумеется, волшебный?

– Не насмехайся надо мной! Мы же тогда учились в третьем классе!

– По-моему, хлипковатое основание для начала большой дружбы, – произнёс он и шутливо пихнул её локтем.

– И не надо включать Мистера Скепсиса! – фыркнула Габи. – Именно поэтому я и не говорю тебе всего.

– Прости. Это круто. Но на будущее ты должна иметь в виду, что если запустить в меня шар солнечного света, то я наверняка дам дёру в противоположную сторону.

– Ладно. Но сегодня я веду тебя к солнцу, а не прочь от него! Так что вперёд!

Чем ближе они подходили к небольшой парковке, посыпанной гравийным щебнем, тем сильнее колотилось сердце Финна. Теперь, когда всё стало более чем реальным, он осознал, насколько глупым оказался его план спрятаться за книгой. При виде огромных глыб мрамора, которые выступали из зеленоватой воды, как гигантские покосившиеся надгробия, у него свело живот. Он давно не бывал здесь, хотя часто видел это место во сне. Выступающие слои белого камня и отвесные склоны над глубокой водой придавали карьеру сходство с криво разинутым ртом, скалившим гнилые зубы. Карьер имел форму почти идеального узкого прямоугольника шириной примерно с бассейн олимпийского размера, но гораздо более длинный – и намного более глубокий. И это было вовсе не естественное озеро или другой природный резервуар, а рана, с жутковатой аккуратностью нанесённая у подножия горы. Уродливое дело человеческих рук, притворяющееся природным водоёмом.

Но Габи смотрела во все глаза и сияла так, словно попала в одну из обожаемых ею фантастических книжек. Финн припарковал велосипед у забора и поплёлся следом за ней.

Он надеялся оставаться незаметным и махнул рукой на груду мраморных глыб, которые валялись далеко от воды, зато находились близко к парковке. Габи искоса взглянула на него, но с улыбкой согласилась. Она вытащила из сумки дурацкий модный журнал (раньше она такое даже не читала), а потом расстелила полотенце. Финн, скрестив ноги, уселся на каменный обломок, а Габи растянулась на животе.

– Как же здорово, что у нас есть карьер!

Она перевернулась и положила руки за голову, подставив лицо солнцу, её локти покоились на полотенце. Финн огляделся по сторонам, скользнул взглядом направо и налево, проверяя, не пялится ли кто-нибудь на него. Не осуждает ли за то, что он сюда пришёл.

– В Нью-Йорке такое просто невозможно! До сих пор поражаюсь, почему взрослые не закрыли его для других, не оградили забором.

Финн тоже часто думал об этом.

– Он – наш собственный Стоунхендж… только лучше!

Пожалуй, Финн мог себе представить, каким волшебным местом ей кажется карьер, с выступающими из воды гигантскими мраморными плитами, в окружении деревьев, растущих словно из голого камня.

– А я иногда воображаю, что здесь – наш уголок Земноморья.

Габи вздохнула, как делала всегда, когда хотела поговорить о фантастических книгах. «По крайней мере, она не перестала их читать», – подумал Финн. Ему позарез было нужно, чтобы она оставалась той Габи, которую он знал. Его Габи, которая обожала лес, искала фейри и гномов в роще за бабушкиным домом. Что и говорить, жизнь была намного проще, когда они учились в третьем классе.

– Но ты в этом не разбираешься, – и она с напускным возмущением наставила на него палец, – потому что не любишь фантастику! Ничего, когда-нибудь тебе придётся проглотить всю Ле Гуин!

Обычно в таких случаях он напоминал Габи, что она не хотела учиться играть в шахматы. Сейчас же Финн был готов пообещать ей прочитать любой фантастический роман, но ему помешали громкие вопли мальчишек, сигавших в воду с высоченного утёса. Точнее говоря, это был тридцатифутовый обрыв, покорить который решались только самые храбрые – или самые безрассудные, – в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. Мальчики с разбега прыгали вниз и переворачивались в воздухе. Звук, с которым они врезались в водную гладь, хлестнул Финна, как пощёчина.

Он быстро взглянул на зеленоватую воду и убедился, что ушёл бы туда с головой. Это было бы медленное погружение, с открытыми глазами, с растопыренными пальцами, вытянутыми к стремительно уменьшающемуся солнцу…

– Знаешь, Габи, напрасно я согласился. Мне пора.

– Брось, Финн, мы ведь только что пришли! Никто не заставляет тебя прыгать с обрыва! Нам и к воде приближаться вовсе не обязательно. И чего ты так переполошился? Ты умеешь пла…

Габи вдруг осеклась, вытаращив глаза.

– Но не здесь же…

Мальчик не мог смотреть на неё. Даже кивнуть не смог. Он уставился на крошечные хлопковые петельки ниток на её полотенце.

– Ой, Финн, почему ты ничего не сказал?

Габи вскочила и начала собирать вещи.

Финн тоже встал, чтобы не мешать ей. Он не хотел встречаться с ней взглядом. Он должен был сказать. Но он промолчал и поставил её в неловкое положение.

Габи лихорадочно затараторила, сворачивая полотенце:

– Финн, прости меня. Я всегда думала, что это случилось на озере. Я считала, что девочка… ну… та девочка-призрак… просто какая-то легенда столетней давности!

Она изо всех сил старалась впихнуть «непослушное» полотенце в свою маленькую сумку. Лицо Габи раскраснелось, она тоже прятала глаза.

– Эй, Габи! Ты куда?

Перед ними буквально из ниоткуда появился мокрый Себастиан Коннорс. Его Финн тоже старался избегать. Парень был новеньким, однако уже успел стать лидером мальчишек, которые вечно лезли на рожон и всегда выходили сухими из воды.