Казнь без злого умысла - Александра Маринина

– И давно нет? – с любопытством спросила Настя.

– Да уж недели три.

– А вы чемодан открыли?

– Ну само собой! А как иначе? Только никаких документов там не оказалось. И вообще ни одного предмета, по которому можно установить личность владельца. Только вещи, одежда там, туалетные принадлежности, короче, стандартный набор командированного.

– Можно, я посмотрю?

– Да смотри, жалко, что ли! Так он и стоит тут в кабинете, все до камеры вещдоков не донесем.

Настя подошла к стоящему в углу чемодану и сразу увидела логотип известного на весь мир бренда. Она примерно представляла себе, сколько может стоить такой чемоданчик. Значит, владелец – человек отнюдь не бедный. Куда же он делся? Почему не заявил о краже? Если сам чемодан и все его содержимое не представляет для него никакой ценности, значит, это человек не просто небедный, а очень-очень небедный.

– Может, его уже в живых нет? – предположила она. – Потому и не заявил.

– Искали. – Егоров допил содержимое стакана и подлил себе еще. – Все трупы в морге перешерстили, не только неопознанные, но вообще все, каждого к этому чемодану примеряли. Никто не подошел.

– А в соседних городах? Может, потерпевший не местный житель?

– Да тоже запросы рассылали, ничего не нарыли. Нет, вот ты представь: если продать этот чемодан и все, что в него напихано, то нормальному человеку вроде меня можно безбедно жить и не работать, а кому-то такие деньжищи – грязь из-под ногтей. И где справедливость?

– Нигде, – вздохнула Настя. – Справедливости вообще нигде нет, а в Москве особенно. Можно, я открою чемодан? Мне просто любопытно.

– Да открывай, мне-то что. Только не умыкни чего-нибудь, – хитро улыбнувшись, добавил Егоров. – Хотя там же все мужское, тебе без надобности. Если что стянешь – имей в виду, все осмотрено и в опись включено, а опись у меня в сейфе, так что все равно узнаю.

Пока Коротков умело поддерживал разговор об отсутствии в подлунном мире добра, ума и справедливости, Настя положила стоящий на колесиках чемодан на пол и расстегнула молнию. Одежда – джинсы, брюки, джемпера, рубашки, футболки, носки, трусы. Две пары обуви сорок второго размера в бежевых матерчатых мешочках. Домашние тапочки в отдельном пакетике. Шарф, вязаная шапочка. Несессер из натуральной кожи с мужскими туалетными принадлежностями. Бумажник, совершенно пустой. И прочие нужные, полезные, но абсолютно невыразительные предметы.

– Бумажник пустой, – заметила она вслух. – В нем что-нибудь было? Вообще-то странно, что человек возит бумажник в чемодане. Обычно его кладут вместе с документами или в сумку, или в карман. Но уж никак не в чемодан.

Егоров обиженно нахмурился.

– Думаешь, если кругом тайга, так тут все воры? Пустой он был, с самого начала пустой. Я тогда и подумал, что, видать, он с этим бумажником ехал, потом купил себе новый, в него деньги переложил и в карман спрятал, а старый жалко было выбрасывать, вот он его и сунул в чемодан.

– Прости, Витя, не хотела тебя обижать. Просто подумала вслух. Слушай, а что это за разговоры про убитых экологов? Их даже в Москве слышно.

– Да хрень полная! – с досадой произнес Егоров. – Можно подумать, у вас в Москве мокрых висяков нет.

– Есть, конечно, – засмеялся Коротков. – Они всюду есть. Это справедливости нигде нет, а вот мокрых висяков всюду навалом. Так что с экологами-то?

– А тебе зачем? – с подозрением спросил майор. – Ты ж вроде как от банка приехал, а не с проверкой из главка.

– Так именно потому, что от банка! Нам же пансионат строить надо, а какой может быть пансионат в районе с плохой экологией? Это у вас по бумажкам все чистенько, а раз экологов убивают, значит, они чего-то накопали про экологическую обстановку. Логично?

– Да иди ты со своей логикой! – рассердился Егоров. – Ну, был труп, человек одинокий, ни с кем не общался, никто ничего толком про него не знал. Лежал себе в морге несколько месяцев, никто и не парился, дело давно в архив ушло как нераскрытое, у нас и так работы выше головы, а людей грамотных не хватает. Потом еще один такой же жмур образовался, баба, похоже было на разбой с убийством, при ней сумки не нашли. Тоже не раскрыли. И вдруг где-то пару месяцев назад всплывает информация, что оба эти трупа, пока еще живыми были, интересовались вопросами экологии и в свободное от основной работы время подвизались в какой-то лаборатории. Где эта лаборатория, что это за лаборатория – никто не знает. Народ шуметь начал, пресса бурно отреагировала, на мэра волну погнали, ну и начальник наш, Баев, тоже задергался, потому что его мэр нынешний привел, и если мэра на новый срок не изберут, то и Баева выкинут к чертям. Короче, Баев нам всем тут хвоста накрутил, все бросились как угорелые дела из архива поднимать. А тут пресса нам выкидывает очередной подарочек: якобы год назад еще одного эколога-любителя грохнули, тоже не раскрыто. Проверили – и правда, был такой труп. Итого трое, получается. И вот прямо на днях приходит в дежурку тетка какая-то и приносит письмо, которое по ошибке ей в почтовый ящик кинули. Адресовано оно недавно убитому кренделю, про которого вообще все забыли, потому что в последние два месяца ничем, кроме экологов этих, никто не занимается. А из письма следует, что он тоже в этой загадочной лаборатории пробавлялся какими-то исследованиями. И якобы прям они там такого накопали, что все под суд пойдут.

– Хреново, – протянул Коротков. – Четыре убийства. Экологи. Да накануне выборов.

– Ну! А я о чем? ! Мне-то фиолетово, кого в мэры выберут, мне что при Баеве, что при любом другом начальнике дороги нет. Выгнать – не выгонят, работать некому, а карьера моя и так давно закончилась. Так что я этими убийствами не заморачиваюсь, пусть те, кто хочет перед начальством выслужиться, задницы рвут, им вверх двигаться надо, а мне по барабану. Я потихоньку свое рутинное дело делаю, бытовые убийства оформляю, всяких душегубов, которые за мобильник или за кошелек людей мочат, отлавливаю, это у меня пока еще хорошо получается.

Он горько усмехнулся и снова потянулся к бутылке.