Лакомый кусочек - Маргарет Этвуд

Обходя или переступая через разбросанные по полу вещи, мы прошли через весь дом с типовой планировкой: сначала гостиная, потом столовая с раздвижными дверями, наглухо отделявшими ее от соседних комнат, и потом кухня. Миновали ступеньки заднего крыльца, захламленного разнообразной стеклянной тарой – пивными, молочными и винными бутылками, бутылками из-под виски и детскими бутылочками с сосками, – и нашли Клару в саду: она сидела в круглом плетеном кресле с металлическими ножками. Одну ногу она задрала на другой такой же стул и держала свою младшенькую на коленях. Клара – худышка, с каждой беременностью ее торчащий живот сразу бросается в глаза, и сейчас, на седьмом месяце, она смахивала на питона, проглотившего арбуз. По контрасту ее голова в ореоле светлых волос казалась маленькой и хрупкой.

– Приветик! – устало протянула она, когда мы спустились с крыльца и подошли поближе. – Привет, Эйнсли! Рада тебя видеть. Господи, ну и жарища.

Мы закивали в знак согласия, присели возле нее на траву, поскольку больше свободных стульев не было, и скинули обувь. Клара уже была босая. Говорить было трудно: всеобщее внимание было приковано к хныкающей малышке, и какое-то время был слышен только ее голос.

Мне показалось, что Клара позвонила, ища во мне спасения, но теперь я поняла, что ничем не смогу ей помочь, да она и не ждала от меня ничего такого. Меня вызвали просто быть свидетелем, а может, своего рода вентилятором, способным одним своим присутствием хоть немного развеять скуку.

Малышка перестала хныкать и загукала. Эйнсли молча выдирала травинки.

– Мэриен, – произнесла наконец Клара, – ты не могла бы подержать Элейн? Она не любит ходить, а у меня уже руки отваливаются.

– Я ее подержу, – неожиданно сказала Эйнсли.

Клара отцепила девочку от себя и передала со словами:

– Давай, маленькая пиявка! Иногда мне кажется, что она вся покрыта присосками, точно осьминог.

Она привалилась к плетеной спинке стула, закрыла глаза и сразу стала похожа на диковинное растение – на набухший клубень, выпустивший наружу четыре белых корня и бледно-желтый цветочек. В листве дерева звенела цикада, и этот монотонно вибрирующий звук впивался в мозг, как горячая иголка солнечного света.

Эйнсли неловко сжимала малышку, с любопытством заглядывая ей в личико. Я невольно поймала себя на мысли: как же они похожи, эти два лица! Девочка смотрела на Эйнсли такими же, как у той, круглыми голубыми глазищами, но из чуть приоткрытых розовых губок пузырилась слюна.

Клара подняла голову и открыла глаза.

– Может, вам чего-нибудь принести? – спросила она, вспомнив, что играет роль хозяйки.

– Не надо, мы в норме, – поспешно ответила я, с тревогой представив себе, как она тяжело поднимается со стула. – Может быть, тебе что-то принести? – Мне было бы приятно заняться чем-то нужным.

– Джо скоро придет, – сказала Клара, словно извиняясь. – Поговорите со мной. Что у вас новенького?

– Да в общем, ничего, – ответила я и задумалась, что бы могло ее заинтересовать, но о чем бы я ей ни рассказала – о работе, или о местах, где я побывала, или о меблировке квартиры, – все это только послужило бы Кларе напоминанием о ее собственной застойной жизни, о недостатке пространства и свободного времени, о привычной рутине, состоящей из вызывающих клаустрофобию бытовых мелочей.

– А ты еще встречаешься с тем милым парнем? Такой красавчик. Как же его зовут… Он еще за тобой один раз заезжал.

– Ты имеешь в виду Питера?

– А кого же еще, – сварливо встряла Эйнсли. – Он ее монополизировал! – Она скрестила ноги и положила малышку себе на колени, чтобы закурить.

– Звучит обнадеживающе, – заметила Клара мрачно. – Кстати, угадай, кто вернулся? Лен Слэнк. Звонил на днях.

– Да что ты! И когда? – Я рассердилась, что тот не удосужился мне позвонить.

– Неделю назад, так он сказал. Еще сказал, что хотел тебе позвонить, но не смог найти твой номер.

– Мог бы узнать в городской справочной, – сухо заметила я. – Но я бы с ним повидалась. Как он? Надолго сюда?

– Кто это? – вмешалась Эйнсли.

– Не тот, кто мог бы тебя заинтересовать, – отрезала я. Сложно найти двух людей, настолько не подходящих друг другу. – Наш старинный приятель по колледжу.

– Он уехал в Англию и устроился там на телевидение, – объяснила Клара. – Точно не знаю, чем он занимается. Парень приятный, но с женщинами лютует, любит соблазнять молоденьких. Говорит, все, кто старше семнадцати, ему уже не интересны.

– А, из таких… – протянула Эйнсли. – Они зануды. – И затушила сигарету в траве.

– Знаете, я, кажется, догадываюсь, зачем он вернулся, – продолжала Клара и немного оживилась. – Закрутил небось с новой девчонкой, как в тот раз, когда еле ноги унес.

– А, – проговорила я, ничуть не удивившись.

Эйнсли тихо вскрикнула и резко поставила ребенка на землю.

– Платье мне обмочила, – укоризненно пояснила она.

– Ну, с ними бывает, – сказала Клара.

Малышка пустилась в рев, я опасливо подхватила ее и передала Кларе. Я не против помочь, но всему есть предел. Клара стала качать дочь.

– Ах ты негодный брандспойт, – замурлыкала она, – ты окатила мамину подругу, что это такое, а? Это отстирается, Эйнсли. Ну, не надевать же на тебя резиновые штанишки в такую-то жару, а, маленький ты гейзер? Никогда не верьте, кто бы что вам ни говорил про материнский инстинкт! – добавила она, печально глядя на нас. – Я вот никак не пойму, как можно любить детей, пока они не повзрослеют.

На заднем крыльце показался Джо с заткнутым за брючный ремень кухонным полотенцем на манер фартука.

– Кому-нибудь пивка перед ужином?

Мы с Эйнсли бодро ответили: «Да! » – а Клара попросила:

– Мне вермут, дорогой! Сейчас я ничего другого не могу пить, мой чертов желудок от всего начинает крутить. Джо, отнеси Элейн в дом и поменяй ей трусики.

Джо спустился на газон и взял Элейн на руки.

– Кстати, вы не видели Артура, а?