Закат блистательного Петербурга

Страница 27

А что же сами «алчные домовладельцы»? Они вовсе не собирались мириться с тем обликом, который им старалось навязать общественное мнение. Осенью 1896 года с анализом причин дороговизны петербургских квартир выступил на страницах журнала «Домовладелец» представитель этого гонимого «рода занятий» граф Кронгельм.

Во-первых, из-за частых наводнений признаны негодными для жилья многие подвальные квартиры. Их выселение привело к росту спроса на дешевое жилье. Во-вторых, городские власти повели борьбу со «скученностью» жилья, следовательно, опять-таки увеличился спрос на дешевые квартиры. В-третьих, появилось много школ, контор и других заведений, занявших прежние жилые помещения. И, наконец, усилились санитарные требования, вызвавшие массу переделок и перестроек, вследствие чего произошло удорожание рабочих рук и строительных материалов.

В подтверждение своих доводов Кронгельм приводил нехитрую статистику: ежегодно население Петербурга увеличивается в среднем на 16 тысяч человек. На средний столичный дом приходится около ста человек, стало быть, требуется, чтобы каждый год в Петербурге строилось по 160 новых домов. А это, по словам Кронгельма, «не так-то легко при существующих условиях».

«Непрекращающаяся брань газет против домовладельцев заключает в себе что-то уж совсем курьезное, – возмущался он. – И странно, как пресса не понимает того, что, отбивая у публики охоту делаться домовладельцами, она тем самым слепо усугубляет квартирный кризис и даже играет прямо на руку ненавистным ей домовладельцам; пора бы ей опомниться…»

Вывеска – не синоним безобразия!

С изобилием рекламы, являющейся нередко частью архитектурного облика здания, мы сталкиваемся сегодня на каждом шагу. Век назад Петербург уже переживал нечто подобное, когда рекламные вывески стали принимать такие гигантские размеры, что закрывали собой фасады домов и превращали их в одно рекламное полотнище.

«Рекламное нашествие» на фасадах петербургских домов

Современники сетовали, что некоторые дома сплошь завешаны «разных форматов живописными рекламами», и нет никакой возможности разглядеть архитектуру. По воспоминаниям Дмитрия Сергеевича Лихачева, в ту пору из-за вывесок не было видно даже Невского проспекта. «Среди вывесок можно найти и красивые, они карабкаются по этажам, достигают третьего – повсюду в центре: на Литейном, на Владимирском, – вспоминал он. – Только площади не имеют вывесок, и от этого они еще огромнее и пустыннее».

Проблема перегруженности города рекламой не раз поднималась представителями общественности и дошла даже до градоначальника, который своим приказом в начале 1914 года ограничил рекламное творчество на городских улицах, запретив украшать вывески живописью. Отныне следовало ограничиваться текстом с названием фирмы и родом торговли.

«Рекламное нашествие» на фасадах петербургских домов

Решение столичного градоначальника вызвало живую реакцию петербургской общественности. Директор школы общества поощрения художеств академик Николай Рерих, уже не раз выступавший с предложением о введении хотя бы какого-нибудь контроля над вывесками со стороны Городской управы, приветствовал этот шаг, заметив, что действительно некоторые старинные фасады домов сплошь обшиты «самыми ужасными антихудожественными вывесками».

Реклама на одном из корпусов Апраксина двора

«Правильная регистрация их необходима, – заявлял Рерих. – Но спасая дело от произвола, нужно поставить его в зависимость от людей понимающих. Необходимо, чтобы в комиссии, наблюдающей за вывесками, были художники и архитекторы. Я бы сказал, что нужна художественная цензура… Слово „вывеска“ – не есть еще синоним безобразия. В свое время писали эмблемы такие первоклассные мастера, как Дюрер, и эти произведения являются высокохудожественными. Необходимо только изгнать безвкусицу»…

Спустя всего несколько лет реклама с питерских улиц действительно исчезла, но вовсе не из эстетических соображений: политика «военного коммунизма», проводившаяся большевиками во время Гражданской войны, запрещала свободную торговлю. С введением НЭПа, то есть с возвращением элементов капитализма, реклама вновь стала обретать свои права. И снова фасады дворцов и особняков оказались закрыты рекламными щитами. Но теперь уже совсем ненадолго. Когда власти свернули НЭП, рек лама как двигатель торговли окончательно перестала существовать, превратившись в безликие вывески и таблички.

Рекламные вывески на здании Серебряных рядов на Невском проспекте в 1900-е гг. и во времена НЭПа – в 1920-е гг. Почувствуйте разницу…

«Обращено внимание, что многие здания Ленинграда, имеющие художественно-исторический или бытовой интерес, обезображены громадными вывесками, которые часто совершенно закрывают архитектурные особенности фасадов, – писала в 1925 году «Красная газета». – В ближайшем будущем предполагается снять с фасадов старинных домов такие вывески или, в крайнем случае, заменить их вывесками самых минимальных размеров».

И это было выполнено. По распоряжению Комитета по охране памятников были сняты рекламные вывески «Красного студента» и «Общества по охране русских интересов в Финляндии» со Строгановского дворца на Невском проспекте, убрали вывеску столовой со здания Адмиралтейства, а также рекламные щиты с бывшей Городской думы и некоторых старинных особняков. А на страницах ленинградских газет развернулась дискуссия: нужна ли вообще уличная реклама в пролетарском обществе и не означает ли ее существование уступку «старорежимным буржуазным порядкам»?

«После перехода к НЭПу наши города, особенно Москва, превратились в сплошную крикливую и пеструю вывеску, со всеми техническими ухищрениями, присущими буржуазным странам, – возмущался обозреватель „Красной газеты“. – Вывеска как продукт экономических и общественных отношений должна быть у нас другой, потому что у нас только одна треть торговли принадлежит частному капиталу. Назначение вывески в наших экономических условиях резко отличается от буржуазно-капиталистических».

Вывод из дискуссии делался следующий: реклама как способ конкуренции между государственными учреждениями попросту нелепа. На смену рекламе должна прийти вывеска – указатель функций магазина или учреждения. «Если это так, то незачем нагромождать вывески нелепых размеров и цветов и портить ими дома, – резюмировал обозреватель «Красной газеты». – Художникам следует подумать над этим вопросом и внести свои конкретные предложения».

«Старый Петербург гибнет»

Проблема сохранения исторического облика старого Петербурга век назад стояла практически так же остро, как и сегодня. К сожалению, в последние годы мы стали свидетелями того, как современные архитекторы порой грубо и бесцеремонно вторгаются в сложившуюся городскую среду, возводя рядом с мировыми шедеврами сомнительные новоделы из стекла и бетона…

В начале ХХ века наш город, так же как и сегодня, охватила строительная лихорадка. Тогда улицы столицы впервые столкнулись с проблемой переизбытка транспорта, зазвучали проекты пробивки новых улиц через старые кварталы и устройства надземных скоростных линий железных дорог, а в обществе отчетливо зазвучало беспокойство за судьбу старого Петербурга. «Столица теряет свою физиономию, – сетовали ценители петербургской старины. – Город обезличивается».

«Мы еще варвары…»

Одним из выразителей настроений борцов за спасение «Старого Петербурга» стал талантливый петербургский журналист и известный в ту пору литератор Николай Брешко-Брешковский – сын знаменитой революционерки, которую называли «бабушкой русской революции». На страницах популярной «Петербургской газеты» он выступил в 1913 году с серией публицистических статей, посвященных «гибели старого Петербурга».

Читать похожие на «Закат блистательного Петербурга» книги

Есть ли смысл в понятии «современное искусство Петербурга»? Ведь и само современное искусство с каждым десятилетием сдается в музей, и место его действия не бывает неизменным. Между тем петербургский текст растет не одно столетие, а следовательно, город является месторождением мысли в событиях искусства. Ось книги Екатерины Андреевой прочерчена через те события искусства, которые взаимосвязаны задачей разведки и транспортировки в будущее образов, страхующих жизнь от энтропии. Она проходит через

Первое русское публицистическое произведение – книга крупного чиновника, который проехал 600 верст и стал диссидентом. Каталог российского бесправия и укор высшей власти, за который Радищев отправился в Сибирь. «Главные книги русской литературы» – совместная серия издательства «Альпина. Проза» и интернет-проекта «Полка». Произведения, которые в ней выходят, выбраны современными писателями, критиками, литературоведами, преподавателями. Это и попытка определить, как выглядит сегодня русский

Роман о напряженной работе специалистов уникального подразделения КГБ. От мозгового штурма при подготовке секретной операции до реальной схватки с коварным противником в любой точке земного шара – путь, который по силам только мужественным и преданным своему делу профессионалам. 1967 год. Соратники революционера-романтика Эрнесто Че Гевары сталкиваются с жестоким сопротивлением боливийского режима. Чтобы держать на контроле действия команданте, КГБ внедряет в его окружение агента по кличке

Война с Глубинными королями подходит к концу, и, кажется, люди в ней проигрывают. Жуткие красные дожди истязают землю, с каждым днем из Морока появляются все новые чудовища, и даже бессмертные узнают о том, каково это – умирать. Глубинные короли становятся все сильнее и готовятся нанести последний, решающий удар. Но Рихальту Галхэрроу сейчас не до этого. Он слишком далеко забрался в Морок. Страшная пустыня проросла в него, изменила, и теперь призраки прошлого преследуют Рихальта повсюду. И

Эту книгу сложно отнести к какому-либо жанру. Могу сказать лишь, что здесь есть намек на детектив, приключения, самоубийство. Будет вторая часть. Ждите)

Доходные дома конца XIX века – это настоящие многоквартирные дворцы. С роскошными парадными лестницами, лепниной, витражами и каминами. Чтобы обеспечить растущий спрос на жилье, такие дома возводились с нуля за год, а полностью окупались за 5–10 лет! И центром нового градостроительства стал город на Неве. Автор этой книги Влад Пода – опытный экскурсовод, фотограф, знающий все парадные Санкт-Петербурга. Вместе с ним читатели увидят самые выдающиеся, роскошные и необычные доходные дома северной

Когда-то Грэг жил обычной земной жизнью. Потом умер, отделился от физического тела, обретя форму бестелесной души. Там, где он оказался позже, это называлось «пассажир». Грэгу предложили выбор, и он решил стать Смотрящим – тем, кто участвует в Живом Эксперименте Сотворения. После того, как Бог исчез, оставив инструкции приближенным, возникла необходимость в такого рода специалистах. Грэг участвовал в Эксперименте уже сто двадцать шесть раз. И сто двадцать шесть раз все шло не по плану.

Перед вами роман в жанре классического фэнтези от известного российского писателя, автора популярного цикла «Дозоры» Сергея Лукьяненко. Книга изначально задумывалась как эксперимент, попытка выяснить, легко ли раскрутиться начинающему автору. Сергей Васильевич решил поставить опыт: придумал псевдоним Мастер Романов и начал выкладывать текст, далекий от его фирменного авторского стиля, на одной из литературных интернет-площадок. И читатели, и профессиональные писатели оценили историю

Этот роман в жанре космической научной фантастики продолжает традиции раннего творчества Сергея Лукьяненко, известного по книгам «Линия грез», «Звезды ‒ холодные игрушки». Итак, расцвет эпохи освоения далекого космоса. Люди уже знают, что на других планетах тоже обитают разумные существа, с которыми можно наладить контакт. Только вот большинство представителей развитых цивилизаций гибнет из-за непонятных экспериментов и кровавых войн. Возможно, за всем этим стоит некая сила, уже несколько тысяч

Перед вами долгожданное продолжение серии Сергея Тармашева «Тьма», которого читатели ждали целых шесть лет. Одновременно книга стала началом новой серии и своего рода связующим звеном между циклами. Прошло пять тысяч лет с того момента, как великий шаман Орков Трэрг Огненный Смерч обменял собственную жизнь на будущее Рудогара. Но даже такая жертва не послужила гарантией тихой жизни для тех, кто здесь остался. Мир без эльфов и некромантов изменился. Орки, которые долгое время жили относительно