Приют для бездомных кактусов - Сухбат Афлатуни

– Здесь раньше еще лучше было, чем в детдомах, – продолжая заниматься чаем, откликнулся Денисыч. – Тут знаете какое снабжение было… Четырехразовое питание. Кандидаты наук работали.

При слове «кандидаты» Батя усмехнулся и запустил руку за голову.

– А потом Институт расформировали, и всё… А мы не к социалке, а до сих пор к науке относимся. У них даже паспортов нет.

Всё это журналист знал, но слушал внимательно.

В дверь постучали и дернули ее на себя. Кто-то втолкнул крупного парня с перевязанной головой. Парень взмахнул руками и замер посреди воспитательской.

– Знакомьтесь. Дорошенко, герой дня… – Батя приподнялся. – Садись. Нет, на тот стул. Истратили сегодня на него дефицитную вакцину, которых вообще осталось…

Дорошенко сел и стал искоса разглядывать журналиста.

– Ну, расскажи, куда ты девал свои таблетки… А дело в том, – Батя повернулся к журналисту, – что для профилактики приступов им дают… дорогостоящее импортное лекарство. Покупаемое, между прочим, на валюту.

Дорошенко вздохнул и поскреб поясницу.

– Вот тут говорилось, – продолжал Батя, – что нам средств мало выделяют… А то, что на эту богадельню тратится в пять раз больше, чем на любой образцово-показательный детдом, об этом иногда забывают.

– Ну, не в пять, – обиделся Денисыч. – В три. От силы – в четыре…

– Вы знаете, сколько стоят медикаменты? – Батя продолжал смотреть на журналиста.

– Сколько? Просто, когда я узнавал, мне сказали, это закрытая информация…

Батя промолчал. Дорошенко наклонил голову и сдавленно чихнул. Поглядел на Батю:

– Можно идти?

– Потом пойдешь. А вначале расскажешь, для чего ты отдал свою таблетку Сергееву.

– Так я же уже говорил. Серый мне айфон давал, пока не застукали.

– Айфоны у нас запрещены, – пояснил Денисыч. – Тлетворно влияют на психику. Приступы учащаются. Это я вам как психолог говорю. И как патриот.

– Ты понял, какому риску ты подвергал себя и своего товарища?

– Понял, – ответил Дорошенко. – Понял, – повторил чуть громче.

– «Мультики» от передоза начинаются… – Денисыч вдруг тихо засмеялся.

– Да, некоторые уже пробовали… на себе, – поглядел на него Батя.

– Не-не-не, только читал. И по рассказам.

– Зато Серый другую цивилизацию видел, – тихо сказал Дорошенко. – Всё четко.

– Галлюцинации, – вздохнул Батя. – Ладно, иди. Завтра с директором решим, что с тобой делать.

Дорошенко захлопал глазами. С криком «спасибо! » бросился к двери.

– Что «спасибо»? – Батя остановил его взглядом. – Может, еще и не «спасибо» будет… Иди.

Дверь захлопнулась.

– А мне можно будет встретиться с директором? – спросил журналист.

Денисыч снова быстро рассмеялся, так же быстро остыл и зашуршал бумагами. Батя постукивал ребром ладони по столу.

– Директор сбежал полгода назад, – сказал Батя и стукнул чуть сильнее.

– Как «сбежал»?

– С телевизором, – вздохнул Денисыч.

– Это еще требуется доказать, – Батя снова стукнул, чашка Денисыча звякнула. – Да, телевизор исчез в тот же день. Но это еще не значит… К тому же неработающий. Следствие пока не закончено. Скорее всего, и не начато. Но контингент об этом не знает. Для контингента директор в командировке.

– Научной, – поднял указательный палец Денисыч.

– Жалобы ему пишут… На нас. Не хотите, кстати, нашим директором стать? Посодействуем.

Денисыч снова собрался рассмеяться, но, глянув на Батю, не стал. Журналист тоже ответил серьезно:

– Спасибо, но…

– Спасибо? Вот так: все приходят, ах, ох, как тут бедно, как тут плохо… Не хотите директором – просто поработайте. Волонтером, дня два. Тоже нет? Поняли бы многое, на своей… коже.

Денисыч приподнялся:

– Ладно, мне на музыкальное…

– Я бы хотел переговорить с глазу на глаз с парой воспитанников, – сказал журналист.

Денисыч глянул на Батю; тот кивнул.

– С этим… – заметил эту игру взглядов журналист, – который только что был…

– Дорошенко. Еще?

– С тем, который вместо эмбриона кактус вылепил…

– Петров. Всё?

– Позовете?

– А что звать? Дорошенко вон наверняка за дверью трется. Жаловаться собирается. Ну и эти, свои… Не удивляйтесь, если что. В конце коридора свободная комната, можете там с ним… – Батя приоткрыл толчком фрамугу и закурил.

Дорошенко торчал недалеко, у подоконника.

Дождавшись, когда журналист закроет дверь, быстро подошел к нему.

– Извините, можно с вами поговорить?

Журналист собрался сказать про комнату; Дорошенко его опередил:

– Вот там с нами обычно разговаривают… – Мотнул забинтованной головой в конец коридора. И зашагал чуть подпрыгивающей походкой.

Журналист пошел следом, прикидывая, может ли там быть прослушка…

Комната была пустая, не считая двух стульев; на стене висела странная картина. Мадонна с Младенцем, но у Мадонны было почему-то лицо Моны Лизы…

– Раньше прослушивали, теперь – нет, – Дорошенко шлепнул по обивке стула, поднялся фейерверк пылинок.

Журналист удивленно дернул плечом. Видно, напряжение сказывается; начинает думать вслух… Пристроился на краешек стула и раскрыл ноут.

– Хотите, я ваш тоже выбью? Нет? Короче, не так всё было. Мне Серый просто так айфон давал, пока «ангелы» не налетели. А таблетку я сам не хотел пить. Сказать почему?

Журналист кивнул.

– Из-за вас. Ну, я уже знал, что вы придете. А таблетка подавляет, понимаете? А надо было, чтобы вы поверили. А после таблетки я так не могу… Я, конечно, не думал, что приступ будет, думал, пронесет…

– Во что я должен поверить?

– Ну, вы же про нас изучали… Статью пишете. Изучали, я знаю. Я умею мысли читать. Не верите?

– Верю…

– После таблетки тоже могу, только плохо. А Серый видит, я не принимаю… Ну жалко мне, что ли? Он мне айфон всегда давал.

– Вы мне только это хотели рассказать?

Дорошенко улыбнулся и снова почесал ногу.

– Прикольно, когда на «вы» называют.

Журналист тоже улыбнулся. На экране был список заготовленных вопросов, он разглядывал их, соображая, с какого начать.

– Заберите меня отсюда… – Дорошенко сидел бледный и потный, в очках, и глядел на него в упор. – Вы же всё равно собирались одного из нас забрать, так? Возьмите меня.