Доминион - Том Холланд

И вот со дня смерти Аристотеля не прошло и десяти лет, уже правил Деметрий, следуя предписаниям своего учителя, не церемонился с народными массами. Аристотель мечтал, чтобы бразды правления попадали лишь в руки тех, кому хватило денег и времени, чтобы получить хорошее образование и вникнуть в природу вещей; его раздражала сама мысль о том, что матросы, привыкшие орудовать вёслами, а не философствовать, могут оказывать влияние на государственные дела. Морская чернь, писал он, «никоим образом не должна быть причастна к гражданским правам»  [81 - Там же, 7. V. 7 (1327a). ]. И Деметрий, хотя он и сам вырос в порту, охотно следовал этому предписанию. При нём был введён имущественный ценз, и бедняки лишились права голосовать. Созывать народные собрания прекратили, в законы внесли поправки, государственные расходы урезали. Перестав подчиняться велениям ветреной толпы, государство вступило на новый путь. Успешно завершив реформы, Деметрий отошёл от дел и переключил своё внимание на проституток и мальчиков. Чем ещё ему было заниматься? Как настоящий философ, он разработал для Афин новое государственное устройство. И отныне город, словно звёзды, не покидающие своих орбит и спокойно вращающиеся вокруг Земли, должен был жить, подчиняясь вечным и неизменным законам мироздания.

Философам этот образ наверняка понравился бы, но народным массам, не располагавшим досугом для праздных размышлений, божество Аристотеля, безразличное к нуждам людей, по-прежнему казалось безликим и бездушным. Люди, чей ум будоражили строки «Илиады», всё ещё ждали от небес чего-то чарующего. Тем временем далеко за стенами Афин вершились дела, многим представлявшиеся достойными богов. В 334 г. до н. э. Александр, правитель Македонии, царства на самом севере Греции, сам когда-то учившийся у Аристотеля, во главе большой армии переправился через Геллеспонт. Жить ему оставалось всего одиннадцать лет, но за это время он посрамил гордыню персидских царей, покорив их владения, простиравшиеся до самого Инда. Притязания, провозглашённые Дарием полтора века назад, оказались пустыми словами. Величию его династии всё же пришёл конец. Владения её после смерти Александра поделили между собой жадные македонские полководцы; богатствами её пользовались авантюристы, не испытывавшие к Аурамазде никакого почтения. «Сильный делает то, что может, а слабый уступает»  [82 - Фукидид. История, 5. 89. Пер. Ф. Г. Мищенко. Цит. по: Фукидид. История. СПб. : Наука, Ювента, 1999. ]. Эту истину, издевательски пародировавшую закон, который в устройстве Вселенной обнаруживали философы, сформулировал веком ранее один из афинян – и Деметрий в глубине души тоже вынужден был с ней соглашаться. Его власть в конечном счёте держалась не на одобрении его сограждан, а на чужих копьях. Настоящим хозяином Афин был отнюдь не Деметрий, а его могущественный покровитель Кассандр, македонский аристократ, захвативший власть в Македонии вскоре после смерти Александра Великого и тем самым ставший владыкой всей Греции. Стоило позициям Кассандра ослабнуть, и побочным эффектом стало бы падение Деметрия.

Так в конце концов и случилось. Весной 307 г. до н. э. к Афинам приблизился большой флот; на власть в Греции предъявил претензии ещё один воинственный македонец. Вместо того чтобы принять бой, Деметрий поспешно бежал в Фивы. В порыве восторга афиняне принялись свергать его статуи и переплавлять их в ночные горшки. Но произошедшее едва ли можно было считать освобождением. Просто на смену одному Деметрию пришёл другой. Новый Деметрий, впрочем, был хотя бы героическим воином. Удалой, молодой и красивый, он даже походил чем-то на Александра. У него не было времени задерживаться в Афинах; едва покорив город, он сразу же отправился навстречу грандиозным сражениям. В историю он вошёл под славным прозвищем Полиоркет – Осаждающий; пережив Кассандра и прикончив сына своего противника, он со временем сам стал царём Македонии. Вернувшись в Афины в 295 г. до н. э. , Осаждающий царь собрал горожан в театре Диониса и выступил перед ними со сцены, словно драматический актёр – или бог. Ещё через пять лет Деметрий снова посетил город, и на этот раз его претензии на статус божества приняли исключительно яркую форму. Он явился в образе Солнца, в украшенном звёздами плаще. Его приветствовали танцоры с ритуальными гигантскими фаллосами, как самого Диониса. Хор пел гимн, в котором царь провозглашался богом и спасителем:

        «Иные боги далеко находятся,

        К ним мольбы напрасны,

        И нет их здесь, не внемлет ни один из них,

        Ты – стоишь пред нами

        Не каменный, не деревянный, но живой! »  [83 - Гермокл. На возвращение Деметрия Полиоркета, 15–19. Пер. Ю. Голубца. Цит. по: Эллинские поэты VII–III вв. до н. э. Эпос. Элегия. Ямбы. Мелика. М.: Ладомир, 1999. ]

Но вскоре последовало разочарование. Афинский урожай уничтожили внезапно нагрянувшие заморозки; воздвигнутый в честь Деметрия алтарь зарос болиголовом; да и сам Осаждающий царь был свергнут и закончил свои дни в 283 г. до н.  э. узником другого воинственного властителя. Но, несмотря на всё это, греки по-прежнему нуждались в том, что они называли словом «парусия»: в физическом присутствии бога среди людей. Слишком долго не показывались им боги, являвшиеся когда-то на поле боя под Троей, и цари вроде Деметрия многим казались соблазнительной заменой. Не одни афиняне ощутили свою ничтожность в огромном мире, объединённом завоеваниями Александра. Потомки его военачальников царствовали в огромных городах, населённых представителями множества народов, и Афины померкли на фоне их столиц. Крупнейшая из них была основана в Египте самим Александром, который назвал её – с присущей ему скромностью – в честь себя. Последующие правители сознательно сделали из Александрии Египетской новый центр всей греческой цивилизации. Когда Деметрий Фалерский, зализывая раны, подыскивал себе новое место работы, он отправился именно в Александрию. Здесь на деньги македонского военачальника, сделавшегося фараоном, он вместе с другими учёными мужами создал библиотеку, ставшую на долгие века величайшей сокровищницей знаний в мире. Однако, хотя в Александрии были созданы наилучшие условия для разнообразных исследований, ошибочно видеть в ней всего лишь памятник философским идеям Аристотеля. Помимо уникального собрания книг, помимо роскошных залов и садов, в которых собирались учёные, чтобы каталогизировать мудрость веков, в этом городе была ещё и уникальная атмосфера, напоминающая не о холодном совершенстве звёзд, а о красочном разнообразии подлунного мира. Александрия, возникшая там, где прежде не было ничего, кроме голых камней и морских птиц, стала городом чужестранцев – это касалось и людей, и богов. На её улицах рядом со статуями Аполлона или Афины можно было увидеть изображения странных божеств с головами крокодилов или баранов. Очень скоро появились и особенные, собственно александрийские боги. Один из них, пышной шевелюрой напоминавший Зевса, а другими чертами – Осириса, египетского бога, судившего умерших, вскоре превратился в символ древнего мегаполиса. Серапис был провозглашён покровителем правящей династии, а его огромный храм Серапеон стал считаться главным храмом города. Философы, довольные содержанием, которое предоставлял им царь, готовы были внести свою лепту в почитание нового божества. Когда слепнущий Деметрий Фалерский чудесным образом исцелился, он написал благодарственный гимн Серапису, ни словом не упомянув о неподвижном перводвигателе Вселенной. Порой даже ученик Аристотеля отдавал предпочтение богу, практиковавшему индивидуальный подход.