Ликвидатор. Тяжелый пепел - Александр Пономарев

– Слишком смелое утверждение, – скривил губы сталкер, отводя взгляд в сторону. Ему не понравилось, что этот тощий, как жердь, парень читает его, словно открытую книгу.

– А вот и нет. В моем рюкзаке пять ампул, значит, у тебя будет всего лишь пять дней удачной охоты, а потом ты опять станешь как все. Тебе это надо? Нет, конечно. Только дурак будет резать курицу, несущую золотые яйца. Ты жаждешь славы и денег. Я могу дать тебе и то и другое, поскольку только я владею формулой «искателя».

– И что? – фыркнул Бурбон. – Думаешь, мне слабо выбить из тебя эту формулу? Да я, если надо, могу запытать тебя до смерти.

– Можешь, кто бы спорил, – кивнул Гусев. – Только какой в этом смысл? Что ты будешь делать с этой информацией? Ты знаешь химию, как я? Ты сумеешь синтезировать нужное тебе вещество?

– А мне это ни к чему. При желании я смогу договориться с учеными. – Бурбон заметил, как вытянулось в длину лицо «отмычки», и осклабился в хищной улыбке: – Что, об этом ты не подумал, умник?

– Да, ты прав, об этом я как-то не подумал, но, согласись, ты тоже оказался не слишком умен, раз сказал мне о таком варианте.

– Это еще почему? ! – возмутился Бурбон. Ему было приятно считать себя умнее яйцеголового, так что эти слова больно задели его самолюбие.

– Да потому что теперь я знаю, на что ты способен, и не скажу тебе правду даже под пытками. Все-равно в этом случае ты не оставишь меня в живых, так что мне терять будет нечего, – усмехнулся Гусев.

Бурбон помрачнел лицом. Он рассчитывал попробовать завтра в деле «искатель» Какаду и, если тот действительно так хорош, как он себе вообразил, намеревался кулаками выбить из «отмычки» формулу чудо-вещества. Теперь же придется действовать по-другому.

– Ладно, проехали. Я пошутил, а ты, дурак, и повелся. Нужен ты мне, чтоб об тебя руки марать, – фыркнул он. Гусев следил за ним с улыбкой на губах. – Чего лыбишься? Спать пора, завтра встанем еще до рассвета. Я первый дежурить буду, ты через два часа сменишь меня. Ложись давай, нечего зря время терять.

– Лягу, только сперва мы обо всем договоримся.

Бурбон удивленно уставился на Какаду.

– О чем ты собрался договариваться со мной?

– О долях в нашем партнерстве. Мы ведь теперь с тобой партнеры, напарник?

Бурбон поджал губы, что-то просчитывая в уме, и, чуть помедлив, кивнул.

– Вот и славно. Я предлагаю делить выручку в пропорции шестьдесят на сорок. Ты как на это смотришь?

– Нормально, хотя считаю, что сорок процентов тебе и так будет много.

– Ошибаешься, – усмехнулся Гусев. – Мой гонорар – это как раз большая доля.

– Э! – возмутился Бурбон, привычно строя «козу» из пальцев. – Ты рамсы не попутал, Какаду? !

– Нисколько. Все справедливо, ведь это я работаю головой в нашем партнерстве.

Сталкер набычился и громко засопел мясистым носом. Глаза налились кровью, крупные желваки заходили под небритыми щеками, на шее под кожей проступили набухшие вены. Казалось, еще немного, и он взорвется, как переполненный паром котел.

С минуту Бурбон боролся с желанием встать и от души засветить в глаз Какаду. Его кулаки так сильно чесались, что пришлось даже несколько раз сильно ударить ими друг о друга, чтобы хоть как-то унять сводящий с ума зуд. Наконец, он несколько успокоился, а когда полностью пришел в себя от неслыханной наглости много возомнившего о себе «отмычки» и стал просчитывать возможные варианты, оказалось, что все не так и плохо.

«Мне терпения не занимать, сообразительности и смекалки тоже. Так что я, до поры до времени, засуну себе в задницу уязвленную гордость и покручусь вокруг салаги, когда тот будет делать свое зелье. Заодно запомню последовательность процесса, пропорции составных компонентов, короче, освою всю технологию. Пусть этот Какаду мнит себя умником, так даже лучше. Это усыпит его бдительность. Противника никогда нельзя недооценивать, особенно такого, как Денис Екимов».

Бурбон усмехнулся своим мыслям и протянул Какаду раскрытую ладонь:

– Согласен. Шестьдесят процентов твои. Все-таки ты изобрел эту хрень, тебе и сливки снимать.

– По рукам, – выдохнул Гусев с нескрываемым облегчением. Реакция Бурбона его несколько испугала, и он всерьез опасался, что перегнул палку и сейчас отхватит по лицу.

«Грохнуть тебя, сучонок, я всегда успею. Вот тогда и посмотрим, кто в итоге сорвет куш», – подумал Бурбон, крепко сжимая руку ученого.

– Еще одно дело, напарник, – сказал Гусев, потирая вызволенную из медвежьей хватки ладонь. – Мне очень не нравится данное тобой прозвище. Что я, попугай какой-то, что ли? Зови меня по имени.

– Нельзя, – мотнул головой Бурбон и пояснил: – В Зоне никаких имен. Это неписаный закон. Не нами придуман, не нам его и отменять.

– Хорошо, тогда пусть у меня будет другое прозвище, а не это треклятое Какаду.

– Какое другое?

– Ну не знаю, – пожал плечами Гусев, сцепил ладони в замок и громко хрустнул суставами пальцев. – Я пока не придумал.

– Ладно. Мне, в принципе, без разницы, как тебя звать. – Бурбон потянулся за автоматом. – Так, ты давай спи ложись, потом голову над прозвищем ломать будешь. А я пока до ветру выйду.

– Эй, а «калаш» тебе зачем? – с плохо скрытым испугом в голосе спросил Гусев.

«Боишься, гаденыш, и правильно делаешь», – злорадно подумал Бурбон и сказал вслух:

– Так мало ли какие твари в темноте бродят. Ты, если захочешь отлить, без ружбайки своей из дома не выходи. А то, не приведи Зона, схарчат тебя, напарник, и накроется наше предприятие медным тазом, так толком и не начавшись.

– А-а, ну ладно тогда. Ты долго не задерживайся, а то я волноваться буду.

– Не боись, ничего со мной не случится, – усмехнулся Бурбон, повесил автомат на плечо и вышел из комнаты, по дороге пнув жестянку ногой. Та звонко ударилась в стену, отскочила от нее и, прокатившись немного по полу, остановилась. В ее помятом боку отражались пляшущие языки пламени.

Глава 5. Пришествие