Трансатлантический @ роман, или Любовь на удалёнке - Ольга Кучкина

Когда мои студенты обсуждали мой и Маришкин фильмы, они с изумлением говорили о живучести Сталина в России, их поразили страшные лица толпы, желавшей возвращения в коммунизм, где людям жилось, мало сказать, что несладко, но они обо всем забыли и хотят опять туда же. Нормальным людям это непонятно, а у нас так. И так тоже. Хакамада – самурайка.

Здесь ослепительно яркое солнце и такое же ослепительно голубое небо, ослепительно белый снег и сильный мороз, и все вместе напоминает какие-нибудь Альпы, а из более знакомого – Бакуриани. Американы бегают в джинсах и курточках, замотав шею шарфом, напялив ушанки, вязаные шапки, башлыки и непременно в огромных теплых рукавицах, варежках или перчатках. Некоторые, однако, – вообрази! – идут спокойно, нарочито выставив голую грудь и без головного убора. Иногда у них синее лицо, а иногда вовсе даже розовое. Мы ездили за провизией посреди этого великолепия, но и в машине мерзли. Американы много занимаются спортом, потому такие здоровые.

Здание, в каком наш офис, называется Armori, в переводе – Арсенал. В центре – большой спортзал, с гаревыми дорожками, снарядами, матами и всем, чем полагается. Как ни придешь – тренируются бегуны, прыгуны в высоту и прочие охочие. Чтобы попасть к нам на этаж (второй), надо обойти зал по периметру снаружи. С одной стороны идешь – сбоку классы и тоже офисы (военные). А с другой – какие-то огромные черные баки нависают над головой, огромные вентили, нечто сильно индустриальное: такие места действия для драк, беготни и перестрелок любят в Голливуде. Однажды идем – а навстречу два бойца с большим количеством ружей через оба плеча. Мы переглянулись, но пронесло, никто нас не расстрелял. Не кино, чай.

Любимое слово у американов – я. Как ты понимаешь, они так произносят yes. А выходит – я, я, я. По-ихнему ja, ja, ja. Самоутверждение или крик ишака. Забавная филологическая перекодировка.

Приехал Мэтт и привез еще энное количество Дашиных коробок с вещами, кухонной и домашней утварью, книгами и даже книжными полками. Дом заставлен коробками. У Даши тут целая жизнь и значит должен быть дом для этой жизни и этих вещей, а дома нет, и что с данным фактом делать непонятно. Даша сама относится к этому на удивление легко – вот у кого учиться оптимистическому (американскому) прагматизму. Иногда. Пока она не впадает в прямо противоположное состояние (русскую депрессию).

Писала вчера вечером. А сегодня случился первый конфуз. Мэтт отвез меня в бассейн и уехал, а меня не пропускают по моей I-card (типа университетского пропуска, по которому я уже проходила в это здание). Что-то быстро-быстро стала лопотать официальная женщина, потом ее сменил юноша, его – еще один. Общий смысл их речей я поняла: меня уговаривали заплатить за membership – членство в спортивном клубе. Я же не хотела платить ни за какое членство, а они не хотели меня пускать. Я повторяла им, что уже плавала в этом их долбаном sweeming pool (плавательном пруду) и предлагала пропустить сегодня, обещая завтра еще какое-нибудь подтверждение моих прав на их пруд. Они не соглашались. Они даже позвонили своему начальнику, но и тот не согласился. Я вспоминала отечественное раздолбайство, гораздо более человечное, чем их бездушный орднунг, при котором и мышь не проскользнет, если не по правилам. Но больше всего мне понравилось собственное олимпийское спокойствие, с каким слушала и отвечала. Дашиного номера мобильника я не помнила, своего мобильника нет, денег нет, других документов нет – я сказала, что за мной должна приехать внучка, мне просто придется подождать ее. Официальная женщина улыбнулась мне, я улыбнулась ей и села ждать. 15 минут из 45, о которых мы уговорились с Дашей, прошли так и так, ждать оставалось недолго. Спустя полчаса вместо Даши появился Мэтт: Даша разбирала свою утварь и послала за мной Мэтта. Я сказала ему, что не плавала, и объяснила ситуацию. Он решительно двинулся к конторе, где сидели staff (персонал), заявил, что я есть invited professor (приглашенный профессор) и продиктовал номер Дашиного мобильника (наизусть, в отличие от меня). Как будто Даша – более ответственное лицо и может поручиться за меня, а я сама за себя поручиться не могу. Затем он улыбнулся – и меня пустили. Что все это значит, ума не приложу. Но свои полкилометра в хлорированной воде я (с помощью мальчика, как он зовется у нас в семье) на этот раз отвоевала. А ты говоришь, мышь.

Целую.

31 января

Мой любимый, каждую ночь мне снятся многофигурные, многофактурные сны с развивающимся сюжетом, какой я, проснувшись, забываю. Помню, один был связан с Борисом Березовским, другой – с Наташей Ивановой, которой я объясняла, что умею летать, и рассказывала, как прыгала с восьмиэтажного здания и не разбилась, а полетела и приземлилась удачно, и после этого, во сне же, старалась припомнить, действительно, был полет во сне или наяву. Целый день мозг интенсивно работает, а ночью выделывает такие фортеля. Еще я говорю по ночам длинными красивыми английскими фразами, с использованием множества слов и оборотов. Куда все девается при свете дня – Бог весть. Я могу кое-как объясниться, но поддерживать легкий (или тяжелый) американский разговор – увы.

Сегодня, проснувшись, но еще в полудреме, представила, как назову на уроке одну свою ученицу по имени: Эшли Филлмер! И вдруг выскочило не вспоминавшееся десятки лет: Бекки Тэтчер! И тотчас написалась (где? ) фраза: Старушка, как оказалось, неплотно приклеила к пальцам левой руки книжку, чтобы было удобнее перелистывать ее страницы правой. Какая старушка? Какую книжку? Почему она ее приклеила? .. Весело было думать об этом, когда окончательно очнулась от сна. Но самое удивительное, что когда открыла файл с романом, который пишу, то неожиданно сама собой выскочила эта строчка про Бекки Тэтчер и старушку и встала посреди романа. Я принялась хохотать – фантастика, да и только.

Разговаривала с Маришкой по телефону, в частности, о Хакамаде. Она про то же, про что я, только еще прямее. Сказала, что ей страшно за Хакамаду, не повторила бы судьбы Старовойтовой. Ничего себе наши домашние дела, а?

Ты пишешь, что Рыбкин раздобыл кучу документов против Путина. Не догадываешься, кто ими Рыбкина снабжает? Если бы не дела вышеупомянутого Березовского, испачканного по уши, еще можно было бы как-то реагировать. А так не война, а возня за власть.

Наступил февраль, шуга, то есть метет и сыро, и под ногами образовалась мокрая каша, воображаю, как все замерзнет, и будет каток. А вчера пригревало солнце и было похоже на весну.

Мэтт повез нас смотреть фильм под названием Lost in Translation. Знаешь выражение: потеряно в переводе. Это оно и есть. Стареющий голливудский актер приезжает в Японию сняться в рекламе, живет в отеле, скучает, ничего ему непонятно, ни язык, ни нравы, и в том же отеле живет и скучает молоденькая, почти тинейджер, жена молоденького фотографа, также приехавшего на работу из Штатов. Фотограф все время занят, девочка знакомится с актером, таскает его по молодежным японским тусовкам, ему смешно, между ними завязываются какие-то отношения, но без секса. Есть постель (в которой они лежат врозь, одетые), а секса нет. И в этом – самая большая прелесть фильма. Так до конца ничего и не произойдет, он уедет, она останется, заплаканная, и, в общем, финал. Но до того все точно и тонко, просто и с очаровательным юмором, что оставляет позади, скажем, наше расхваленное Возрождение, в котором замечательно играют ребята, а фильм выморочный, и ничего в нем неясно. Здесь ясно и потрясающе чисто. Это второй фильм Софии Копполы, дочери Фрэнсиса Копполы. Она что-то получила за сценарий на только что прошедшем Golden Glob (это то что-то золотое, о чем я тебе писала). А Фрэнсис Коппола – знаменитый режиссер, хватавший меня за коленки, когда я пришла брать у него интервью в московской гостинице тыщу лет назад. Мужскую роль играет Билл Мюррей, ты его знаешь, если не по имени, то по лицу. Играет превосходно. Собственно, только лицом, но каким и как – Николсон отдыхает. Девочка по имени Скарлетт, фамилию забыла, помесь юной Анны Каменковой и юной Елены Яковлевой, некрасивая, с крупными чертами, однако все очень по правде. Когда кино кончилось, было грустно: первый признак, что задело и разворошило.