Куклак Петра Великого - Борис Евсеев

Волки, лисы и кабаны тоже неподалёку бродили. На языке человеческом людей за скотство и гнусность корили. Одного разу даже медведь к яме подошёл. В зверинце у Петра Алексеевича такого Петруша видел. Потянул медведь в себя воздух, понюхал, обошёл яму кругом. Но только рыкнул с досады. Видать, подумал: медком или человечинкой тут даже не пахнет! Огорчившись, косолапый снова в лесные дали двинул.

А Петруша опять уснул надолго.

И снова ему чудилось: цветная Москва, как светящийся обод телеги, что на бок перевернулась, – над ним вертится. Дворцы, фейерверки, аптекарские огороды, заборы то вверху, то внизу оказываются. А ещё – Яузой-рекой Москва подпоясалась. А потом расширилась, взлетела и неспешно завертелась слева направо, словно бычий раскрашенный огромный пузырь.

Насилу выкарабкался из снов Петруша!

Осмотревшись – увидел: не висит он над бездной, а лежит в небольшом овраге, за вырванным из земли корнем. Лес, в котором он с карлицей Ружей познакомился, – пропал напрочь! Одни вырубки да квёлые рощицы кругом.

Пошевелил Петруша языком, а на нём привкус цыганской мурсы. Поискал глазами шатры цыганские – они тоже исчезли. Рядом дорога, за ней низенькие, двухоконные дома.

Сразу полегчало: такие дома и раньше он видывал. Над Яузой-рекой, близ Нагорного дворца… Развалюхи – и всё тут!

От домов чуть вдали, близ самой дороги углядел Петруша баб в цветастых платьях. Руками кому-то машут, платья на ветру так и вьются! Одна баба махнёт – перед ней размалёванный дом на колёсах остановится. Другая махнёт – та же самая притча. Дома на колёсах урчат, дымком сизым попукивают…

Испугался Петруша, спрятался за торчащий из земли корень. Но захотелось ему вдруг нестерпимо пить-есть. Тогда и он, подобно бабам размалёванным, на дорогу вышел.

Утро стояло раннее-раннее. Солнце едва показалось. Вслед за солнцем, чуть сбрызнутая дождём, заискрилась дорога.

Снова проехал дом на колёсах. Невдалеке остановился. Петруша по обочине – к нему! Только вдруг встал как вкопанный. Даже назад отступил и за молоденькими соснами спрятался. Потому как увидел: высыпали из самодвижущегося дома какие-то голоногие особи с петушиными гребнями вместо волос. Стали особи вокруг дома колёсного прыгать, стали приплясывать. Один даже на руках по дороге прошёлся.

«Что творят, черти голоногие! » – осерчал Петруша.

Однако, присмотревшись, увидел: никакие это не черти! Просто недоросли, наполовину одетые. И такие же голоногие барышни вместе с ними.

Здесь дом на колёсах опять затрясся и закрякал уткой. А потом и селезнем зашипел. Словно звал голоногих: пора, черти, пора! Тут голоногие стали по одному, по двое в дом колёсный заскакивать. Тогда Петруша из укрытия вышел, к дому на колёсах, спотыкаясь, побрёл. Голоногие враз на него вытаращились. Некоторые даже стали пальцами тыкать: мол, что за пень ряженый тут у нас на пути объявился?

Наконец, одна девчушка, на которой было длинное платьице, а не портки штопаные, крикнула:

– Прикид у тебя классный! Особенно кафтан и треуголка. Ты что, с военно-исторического фестиваля сбежал?

Петруша кивнул обалдело.

Тогда голоногие стали его наперебой уговаривать в Москву с ними ехать.

Подступили они к Петруше поближе. Стало ясно: это только издали они малолетками казались. А так – вдвое выше и втрое старше его.

– Вы чего это в портках? Холодно ведь, осень. И вроде не дети вы…

– Холодно – зато прикид убойный! Увидят наши ноги старшие товарищи – сразу возьмут к себе на студию сниматься, – нестройно закричали голоногие.

– Старших слушать – дольше жить. А в такой одёжке грех на людях бегать!

– Вот мы и видим, – крикнул насмешливо обритый наголо верзила, – какой ты себе костюмчик отхватил! Небось слямзил из балагана! А потом скоренько в лес свалил.

– Ничего я не лямзил и ниоткуда не сваливал! Просто выгнали меня из дворца из Нагорного. А Ленин Алексей Никифорович – тот послал меня неведомо куда.

– Да ты совсем малограмотный! Ленина-то Владимиром Ильичом звали. Бывший вождь, как-никак. Всё-таки знать надо.

– Никак нет! Стряпчий он. С ним ещё калмык ходит. В руках бутыль зелёную держит… А грамоте я у дьяков учился. Только они и сами-то в ней не больно смыслили.

– Ладно, малограмотный так малограмотный. Щас таких – пруд пруди! Поехали в Москву! На ярмарке сегодня с нами выступишь, – снова закричали голоногие, – мы ведь взрослые дети! По-научному – юнармия вечных студентов. ЮВС сокращённо. Охота нам всегда маленькими оставаться! Кое-кому уже тридцатник стукнул, а всё в игрушки играем. Вот ты на ярмарке нам, детям, царские времена и представишь! Расскажешь, с какого боку сейчас на эти времена смотреть! Садись, поехали! Звать-то тебя как?

– Петруша Михайлов. Куклак государев я.

– Вот видишь, какой ты мальчонка способный, – даже взвизгнул верзила, – уже и роль себе приготовил. Ну, мы тебя будем звать по-простому: Пит. Прыгай сюда, Пит. Иначе разденет тебя братва подмосковная и костюмчик в скупку сдаст! Плеер есть? А гаджет? Держи, Пит! Потом за аренду заплатишь.

Поёжился Петруша от словечек колких. Однако гаджет взял, сел на краешек кресла. Дом на колёсах затрясся, заурчал несыто. И покатили они под песенки весёлые прямо в Москву!

Как Петрушу с книжной ярмарки увозили

?

И часа не прошло, как очутился Петруша Михайлов на громадной московской хозяйственной ярмарке. Всё ему в диковинку! Но удивительное дело: ко всему, что видел, привыкал он очень и очень быстро.

За минуту привык к наручным часам, которые дала ему поносить толстенькая барышня в длинном платье. При этом над Петрушей она не смеялась, каверзных вопросов не задавала.

С первого взгляда прикипел он и к золотому фонтану. Позже – даже к самолётам привык, про которые ему толстенькая барышня объяснила. Смотрела она на Петрушу с интересом, но всё хмыкала от недоумения: мол, и откуда ты такой, Пит Михайлов, взялся?

Одёжка Петрушина многих подманивала. Особенно, когда вечные студенты в стеклянный дом, на ярмарку книжную его завели.

Здесь доктор Череп паренька в старинном офицерском мундире и заприметил.

Был Череп в Москве персоной важной, но, правда, уже всем надоевшей. Конечно, многие просто обожали доктора по кочковатой лысине погладить. Зато другие, увидав его, потихоньку плевались. Говорили вполголоса: «Не доктор он, а полит-болтун! »

– Кандидат параллельной медицины, – рекомендовался Череп, знакомясь. И при этом, как собака, слегка подгавкивал. А отгавкав, добавлял:

– Но перво-наперво – я коллектор полит-наук. Любого к себе завлеку, все ненужные законы из головы удалю! Очень я люблю вилкой из мозгов законы выковыривать. Умнявому закон не нужен! По душе ему одно беззаконие. И чтоб никто не указ ему был. Кроме меня, конечно. Все тупицы с иссохшими маковыми головками – они, они мои клиенты! Их я уже как медицинский кандидат лечить буду, – гавкал и гавкал Череп.

Для проверки способов лечения нужны были Черепу подопытные людишки. Глуповатые, как морские свинки, которых просом не корми, а только дай им излить слюну на жизнь и предков своих во всём обвинить. Таким глуповатым пареньком в офицерском мундире Петруша доктору Черепу и показался.

«Для вскрытия мозгов подойдёт! И костюмчик карнавальный сгодится».

– Слышь, Ланцетик? Какой-то этот парнишка весь из себя забронзовелый. Правильно мне кажется или нет?

Санитар Ланцетиков с длиннющей, как у гуся, шеей в эти минуты вертел головой, что-то на ярмарке высматривая, и слов доктора не услышал.

Но Череп не обиделся, а перекинулся мыслью на новое удельное княжество, которое ему всё время хотелось вместо России-матушки учредить. В тайных записках именовал он это княжество очень даже взволнованно – Герцогством Вечных Надежд. Сокращённо – «ГВН». А ещё герцогство расшифровывалось как «Гордая Власть Немногих».