Стальная волчица - Nasty Rey

Через секунду я замечаю их с Лукасом. Они приглашены на бал в честь очередного успешно выигранного дела адвоката, ровна также как мама с мужем. Братья остались дома, пришлось вызвать няню. Зато выражение Станислава Борисовича на камеру снимать надо было, когда Бри сообщила о моем новом статусе. Да у него челюсть отвисла! Дурнушка Сара Ви, дочь прокурора и полицейская ищейка, со смазливым личиком, смогла завоевать такого жениха! От заявления, я сама чуть не села на пол, посреди трофейной комнаты.

Пары расступаются, пропуская «быка» и его спутницу в центр залы.

–Ты так красива…то есть, латекс тебе идет – едва успев скрыть мечтающую улыбку, произносит Эдвард. В его глазах молниеносно угасает огонек ненависти.

К этому моменту, мы станцевали несколько быстрых танцев. Ноги горят ясным пламенем, в горле пересохло, кажется, будто на теле нет живого места. Держась за руки, мы останавливаем изрядно разошедшуюся толпу. Звучит вальс. Многие покидают танцпол, давая нашей паре фору. Некоторые включают запись, среди них мама. Бри ободряюще кивает, дескать «дерзай». В голове пульсирует: танцевать с Эдвардом вальс, совсем не тоже самое, что просто играть пару.

От папы я знаю, что в высшем свете этот танец прозвали танцем «лебедей». Почему лебедей без понятия, но суть одна, пара танцующая его навсегда вместе. Бред полный, однако, я склона поверить. Мама то вон с муженьком своим после этого расписалась. Мамины подружки подобным образом закадрили своих мужей. Друзья отчима, так обзавелись женами. А родители Бри, тоже признались в чувствах, танцуя вальс. В конечном итоге, сколько пар так или иначе вынужденных проделывать это, стали семьей.

Сердце останавливается, когда губы аполлона целуют ладонь. Словно в трансе, я двигаюсь в такт музыке, не смея смотреть на юношу. Его рука опускается все ниже и ниже. Я начинаю злиться, жалеть, что отказалась взять молот.

Нож будет эффективен, если заточен, а так безделушка. Голыми руками его не одолеть, а на легкие удары он не реагирует. Что за фокус? Кого он из себя строит?

Музыка смолкает, сменяясь мелодией самбо. Атлет отпускает меня. Я с радостью отвисаю ему поклон, сбегая в сад.

Снова ливень. На сей раз с ледяными кусочками. Град. В такую погоду садится за руль не самая адекватная затея, но выбора у меня нет. От дома блондинки до нового места жительства часа три ходу. На улице кромешная тьма. Фонари выключились от перенапряжения. Видны осколки. Значит, пару ламп разбило. Дорогу развезло.

Вернутся и переждать? Нет, ни за какие коврижки! Мама точно набросится с расспросами, что, мол, это было? Станислав тоже проходу не даст. Еще бы, такая выгодная партия получается, а я как полная остолопка сбегаю от парня мечты. Не удивлюсь, если в свете последних событий решит стать опекуном. Перспективные горизонты открываются, еще вчерашняя оборванка, сегодня королева бала. Прям как в старые добрые злодейские денечки.

–Постой, не так быстро – кричит силуэт.

–Чего тебе?

Слишком резко, слишком мрачно, слишком зло.

–Я не хотел.

–Не хотел чего? Чтобы на нас строили планы? Чтобы родители поменяли мнение? Не хотел, чтобы считали идиотом? Не хотел, сделки? Или есть еще что? !

–Давай отвезу.

–Только попробуй – рявкаю, принимая позу коси-вадза – бросок с участием бедра.

Рука сама тянется к ключам. К поясу. К ножу. Он отстраняется, пристально изучая меня. Парень явно в ауте от моих познаний самообороны.

Град обдает меня с ног до головы. Плевать! Мотоцикл припаркован всего в паре метров от забора, дойду, не растаю. Только идти надо очень быстро, пока погода не разошлась. Может, я даже успею добраться, прежде чем ледяные камни наберут мощь.

Эдвард догоняет. Ему не составляет усилий поравняться со мной. Наверное, тренировки сказываются на всем, включая выносливость.

Я едва сдерживаю ругательства. Не хочу быть должной, и так должна. Ускоряюсь, он не отстает. Мотоцикл уже на горизонте, отлично.

Вдруг осознаю, он держит меня, я больше не двигаюсь. Ключей тоже нет, они в его ладони.

Когда он успел? Как я умудрилась не почувствовать?

–У Барона научился.

Я пялюсь в попытке понять шутит или серьезно. Эдвард видит замешательство. Ему явно доставляет удовольствие мучить меня.

Он что садист? Не похож, вроде.

–Умеешь?

–Нет – играя желваками, отвечает парень.

Мне страшно, когда он смеется, строя из себя героя. Я не могу допустить этого.

Хватаю связку, но спотыкаюсь. Он ловит. Его лилово-голубые зрачки чудом порозовели. Он даже прикрыл их, вдыхая тончайший запах духов от «Илоны». К щекам подступил румянец. Точеный носик зарылся в коралловых локонах, а руки обняли мою талию.

–Ты что спятил? Это не смешно! Отдай ключи!

–Расслабься. Я пошутил.

–Очень смешно – буркаю от досады.

Ключи по-прежнему не в моей власти. Слишком высоко держит, при всем желание не достану. Что я для него при его та росте: метр восемьдесят, букашка.

–Ты что не понимаешь, чем это грозит? – спрашиваю как ума лишенного.

Вместо ответа, он просто берет и поднимает меня, усаживая на седалище. Поворачивает ключ зажигания, садится сзади, слегка обнимая. Не одевает «новенький» шлем, просто вертит пару минут, отбрасывая как мусор. Поднимает поручень, жмет газ. Мотоцикл подчиняется сразу. Такого еще не бывало!

Сосредотачиваюсь на безлюдной дороге. Шарахает от мысли, что не одна. Будь одна, могла бы лететь со скоростью света. Узнай мать о нарушение запрета, надолго лишусь байка.

На миг отвлекаюсь, даря оскал. Эдвард улыбается в ответ, указывая на дорогу. Будто чует, если ослабить контроль, я разгонюсь до предела. Греческое изваяние это не устраивает. Я чувствую, как крепче сжимаются ладони, опоясывая талию. Чувствую дрожь. Дрожь парня, который выглядит не прошибаемым!

Он боится. Но чего? Что я потеряю управления или в принципе езды на такой скорости? Конечно, не его машина, с максимально допустимым значением двести километров в час. После мота я напрочь, отказалась садиться за руль улиток. По сравнению с предельными тысяча трестами шестьюдесятью семи километрами, двести в час смехотворны.

Наконец освещённые улицы с парой тройкой людей. Видно не одни мы решили прогуляться под таким шквалом небесных сосулек. Это радует. По пути нам машут. Некоторые знают меня по отцу, некоторые по маме, а некоторые и вовсе по уличной жизни. Я киваю им, не различая. Эдварда изрядно подташнивает, того гляди блеванет.