Дом, которого нет - Светлана Хорошилова

– Ну хочешь ты испытать, отправь туда кого попримитивнее, только не людей, – вернулась к разговору Лидия. – Проведи первый эксперимент сначала на животных.

– На морской свинке? – Кураев на это предложение среагировал моментально, в словах звучала ирония. – На коте? Или кого ты там предлагаешь?

– Да хоть на обезьяне! – вспылила она.

Изобретатель сомнительного устройства сделал вид, что задумался, на самом деле он ухмылялся в душе над её наивностью, злился, что она не понимает простых вещей.

– Ладно. На минуту представим, что я приволок сюда эту подопытную обезьяну – купил у циркачей, возможно, её даже обучат нажимать на пульт обратного хода – профессиональный дрессировщик обучит, и мы получим обезьяну назад. Ты не смейся, не смейся… Что ты улыбаешься? Я пока не сказал ничего смешного. Сочтём, что это возможно. М-да… Может тогда эта обезьяна расскажет нам заодно где она побывала, чего повидала… Или ты думаешь мне хватит и того, что эта обезьяна где-то просто была? – Кураев театрально взмахнул рукой. – Может её переместило не в прошлое, а на другую планету, но итог нашего эксперимента будет, что обезьяна где-то была, неважно где… Главное – была! Эксперимент прошёл успешно: обезьяна-первооткрывательница по кличке… ну это неважно… совершила великое перемещение неизвестно куда и набрала миллионы просмотров! Давайте взрывать шампанское!

– Стас, да успокойся ты! – Лидия пыталась его унять. – Обвесишь свою макаку камерами и увидишь, где она побывала…

– Послушай, дорогая, – перебил в свою очередь изобретатель, – твой мозг на секунду способен себе представить, что животное, испытав шок, внезапно оказавшись в незнакомом месте, вместо того, чтобы проделать отрепетированную команду, первым делом решит драпануть куда глаза глядят? Обвешенное камерами будущего… К немцам, например, к противнику прямой наводкой – обезьяны не разбирают к кому надо первым делом тащить высокие технологии. Или ты считаешь, что дрессировщик её научит куда бежать в случае чего? Давай к ней в рюкзачок заодно подложим мобильный телефон и ноутбук последней модели. Я уже представляю, как она ковыляет по снегу на кривых лапах в полной экипировке…

Жена прикрыла глаза ладонью, смех не давал ей закончить трапезу, понадобилось время, чтобы успокоиться, прийти в себя. Кураев, напротив, расписывал проведение эксперимента со всей серьёзностью, лишь приподнятые уголки рта, не покрытого бородой, говорили о том, насколько его забавляет этот план.

– Ну тогда ты обвесишь камерами себя и отправишься сам, в какой ты там выбрал – сорок второй, двадцать четвёртое… – Она смотрела с грустью, слёзы радости преобразовались в слёзы печали, глаза говорили: даже не пытайся, никуда я тебя не отпущу.

– Эх-х-х, дорогая моя… Если бы я мог выбирать куда отправлюсь… – Он снова расположился за монитором и надел миниатюрные очки в тонкой оправе, вносящие дисгармонию в пропорцию по отношению к массивности его лица и тела – эти очки он одевал лишь в случаях мелкого шрифта. – В далёком будущем, я уверен, будут вбивать любую дату, как я сейчас, и отправляться куда душа пожелает, а у меня вариант один – двадцать девять тысяч двести дней обратного отсчёта. Так что… если я отправлюсь не сегодня, а скажем завтра, попаду в двадцать пятое января, послезавтра – в двадцать шестое.

Лидия взялась за мытьё посуды, в данный момент оба продолжали диалог спина к спине. Он не видел, как её всю трясёт; вода хлестала в кастрюлю, переполняла через край, стекала каскадным водопадом по тарелкам и уходила клокающей воронкой в канализацию, когда Лидия вглядывалась в собственное отражение кухонного окна. Минус за окном крепчал, похоже, сегодня она проехала по улице последней, теперь все заперлись по домам – никто и носа не казал в такую погоду.

– Я бы на твоём месте так и поступила – отправилась бы несколькими месяцами позже, а лучше несколькими годами, когда война закончится, – снова возвратилась к разговору жена.

– Так в этом-то и весь смысл! – Он блеснул очками, повернув к ней лицо. – Я не зря твою мать – нашу свет Анну Викторовну, её сиятельство, пытал всё лето, душу из неё вытряс – где и что находилось на вашем участке в те времена: где старый дом стоял, где располагались сараи, какая территория оставалась пустующей…

– Ей-то откуда знать? Она младенцем была в твоём сорок втором! В люльке качалась… Зато помнит где у нас дом стоял!

– Дом сносили, когда в люльке уже качался твой двоюродный брат, тогда они как раз построили этот, вернее тот, что мы с тобой переделывали.

– А-а, ну ты, я смотрю, действительно обзавёлся информацией…

– Пошли, я тебе сейчас покажу! – Стас сорвался с места и потащил её на улицу. Выбора ей не предоставлялось: муж-махина двигался напролом, с силой толкая одну за другой двери и крепко вцепившись в её руку. По щекам обоим ударил колющий морозный ветер. Пара оказалась перед лицевым фасадом дома на запорошенной отмостке, без головных уборов, в домашних тапочках. Лидия съёжилась от холода, но изобретателю казалось жарко, в нём пыл только нарастал.

– Вот это место. – Он остановился в позе оловянного солдатика на заметённой снегом клумбе, где осенью обильно цвели посаженные тёщей цинии. – Там стоял дом, вдоль палисадника, а это место было пустым – отсюда я и начну свой старт. – Он смотрел на неё с грустью, словно вымаливал разрешение на отправку, ждал, что Лидия благословит его. Она в свою очередь ёжилась от мороза, обхватив себя, и ждала, когда же закончиться эта пытка и они зайдут в тепло, она переоденется в просторную пижаму, включит телевизор и устроится в кровати с миской орешков.

– Ну хорошо, я поняла… Пошли в дом.

Он не двинулся с места. Ветер трепал его густую чёрную шевелюру во все стороны, снежные искры поблёскивали на стёклах очков. В зимнем полумраке в нём угадывалось сходство с цыганским бароном, что-то в нём было и от индуса, а может дело обстояло в бороде – сбрей которую и всё сходство сразу исчезнет.

– Я поняла – с этого места начнём старт. Могу точно тебе обещать, что пока ты не явишься обратно, в дом я не вернусь, буду ждать тебя до последнего, до окоченения. Согласен на такой расклад?

С её стороны был объявлен ответный ультиматум, смахивающий на бессмысленный шантаж, но Кураев с этой минуты чувствовал себя не одиноким в главном событии не зря прожитой жизни, у него появился верный напарник. Изобретатель сомнительного устройства принял её требования, и они вернулись в дом, уже не хлопая, а припирая за собой двери заботливо, с бережливостью.