Свобода - Кира Уайт

– Ной улетел с остальными Жнецами в Пирамиду. Больше ничего о нем сказать не могу. – вместо мужчины отвечает доктор Мартин. А потом говорит: – Пирамида – это…

– Я знаю, что это за место. – перебиваю ее. Сейчас меня больше интересует то, что она назвала его по имени. Значит ли это, что она хорошо его знает? – Про Пирамиду мне немного рассказал его брат.

– Что? – тут же спрашивает Кейн. – Ты разговаривала с Треем?

Его зовут Трей? Они и с ним знакомы? Хотя, скорее всего все Жнецы знакомы между собой.

– Не особо долго, и он рассказал мне не очень много.

– Ты можешь вспомнить, что он говорил? Нам важна любая информация! – Сорренс подается вперед и, кажется, впервые по-настоящему хочет чего-то от меня.

С сожалением смотрю на доктора Мартин, я бы хотела подробнее расспросить ее о Ное, но откладываю это на потом. Следующие полчаса меня заваливают вопросами о том, что говорил мне Жнец по имени Трей. Я сосредоточено обдумываю каждый и стараюсь вспомнить все возможные детали. Когда я совершенно без сил ставлю локти на стол и упираюсь подбородком на сцепленные руки, Сорренс заметно оживляется и восклицает:

– Трент!

Удивленно смотрю на него. С чего бы это ему обращаться ко мне по фамилии? Но его взгляд направлен куда-то в сторону двери, а вовсе не на меня. Оборачиваюсь туда же и застываю на месте ледяной статуей. Время словно останавливается, вокруг мертвая тишина. А сердце дает трещину. Возле входа стоит высокий мужчина в форме Жнеца, возле его ног большая спортивная сумка. Оглядываю его с головы до ног, подмечая детали. За два с лишним года, что мы не виделись, он практически не изменился. Может только волосы стали чуть короче. На руке замечаю пресловутый браслет, какие носят Жнецы, но татуировки с номером на шее нет. Смотрю в его серые глаза и с огромным трудом поднимаюсь с места. Тело не слушается, но я борюсь с ним, делаю пару крошечных шагов. Мужчина улыбается мне. Он. Улыбается. Мне. Трещин в сердце становится все больше. Приближаюсь еще на пару шагов. Наблюдаю за тем, как его глаза светятся радостным блеском, он разводит руки в стороны, словно хочет обнять меня.

– Ева, дочка… – начинает он.

Бум… Сердце разлетелось на миллион мелких кусочков. Больше не сдерживаю себя, рука действует сама. Ладонь с силой врезается в его щеку. Чувствую, как горит кожа. Не знаю, от силы удара или электрического разряда после соприкосновения с ним. Размахиваюсь еще раз, чтобы на этот раз ударить посильнее, но тут меня перехватывает Кейн. Хватает поперек живота и прижимает спиной к своей груди. Во всех местах, где его тело соприкасается с моим, ощущаю разряды, проникающие под кожу. Больше не сдерживаюсь, кричу. Но не от боли. От ярости. Изо рта летят ругательства и оскорбления. Наблюдаю, как лицо человека, которого я считала отцом восемнадцать лет, вытягивается от удивления, в глазах теперь плещется боль, но меня это не удовлетворяет.

– Ублюдок! Ненавижу тебя! Ненавижу! Отпусти меня, Кейн! Я убью его! – ору на пределе возможностей, вырываясь, и тяну руки в сторону отца.

Кейн быстро передает мое сопротивляющееся тело Сорренсу, который усаживает меня прямо на стол и перекрывает собой обзор на отца. Кожа горит, но я не обращаю на это внимания.

– Ева, пожалуйста, успокойся. Иначе доктор Мартин вынуждена будет вколоть тебе успокоительное. – спокойно говорит мне мужчина.

Но я выдохлась, плечи поникли, сил больше нет.

– Не надо, я держу себя в руках, правда. – безжизненно говорю ему, он медленно отступает, я тут же слезаю со стола, опускаюсь на стул, тихо усмехнувшись и неопределенно махнув рукой в сторону двери, говорю: – Все ясно, вот она, причина, по которой вы меня спасали. Зря старались. Ничего общего я с этим человеком иметь не желаю!

Поверить не могу, что он жив. Но это ничего не меняет. Только то, что теперь я ни под каким предлогом больше не хочу вступать в организацию, в которой состоит этот человек.

– Ева? – снова слышу его голос.

Демонстративно отворачиваюсь, сложив руки на груди, и встречаюсь с напряженным взглядом Кейна, сидящего рядом. Хмуро смотрю на него.

– Перестань вести себя как ребенок! – строго говорит мне тот человек, но я игнорирую его.

Слышу тяжелый вздох. Из последних сил уговариваю себя сдержать слезы, рвущиеся наружу, но это чертовски тяжело. "Не буду плакать. Не буду плакать! Не буду…" – повторяю словно мантру. Видимо, Кейн понимает по моему взгляду, что мне сейчас несладко, на несколько секунд он разрывает контакт и смотрит куда-то в сторону.

– Ладно, на сегодня, думаю, достаточно. – будто сквозь вату слышу голос Сорренса. – Кейн, отведи Еву в медицинский блок, ей надо обработать ожоги.

Кейн кивает и возвращает взгляд ко мне.

– Пойдем?

– Да, – тихо говорю и поднимаюсь с места.

Он тут же встает между мной и… отцом, но я и не думаю подходить к нему. Последнее, что замечаю, перед тем, как выйти из кабинета Сорренса, как доктор Мартин осматривает покрасневшую щеку отца, спокойно при этом прикасаясь к нему. Никакого дискомфорта эти прикосновения ей, похоже, не приносят. Что за? Неужели эта женщина тоже Жнец? Но она прикасалась ко мне, когда перебинтовывала ногу там, в столице. Током при этом она меня не била. Что вообще происходит?

5. Все прошло

– Не хочу идти в медицинский блок. – говорю первым делом, оказавшись в коридоре.

Кейн тяжело вздыхает.

– Лучше обработать ожоги. Сейчас ты скорее всего их не чувствуешь, из-за своего состояния, но скоро кожа будет гореть невыносимо.

О, поверь мне, я все чувствую прямо сейчас, но мне совершенно не хочется куда-то идти и общаться с очередным представителем организации, доверия к которой я теперь не испытываю. Вместо этого говорю:

– Это отличная возможность проверить на практике, как работает хваленая регенерация. Доктор Мартин говорила, что незначительные повреждения пройдут в течение нескольких часов.

Кейн некоторое время задумчиво смотрит на меня, потом кивает.

– Ладно. Но не обязательно мучить себя. Можно не обрабатывать какой-нибудь самый слабый ожог, например, на ладони.