Миндальный вкус зла - Наталия Антонова

– Вот и чудесно, – обрадовался Шура, – завтра пришлю к вам Василия Геликанова. Можно мне ещё пирога с капустой?

Морис молча отрезал солидный кусок и переложил его Шуре на тарелку. Так же молча долил ему чая.

– Миндаугас! Тебе надо ресторан открывать! Чего талант закапывать в землю, прозябая в каком-то детективном агентстве, – проговорил Шура с полным ртом.

– Я не думаю, что мой талант пропадает, – улыбнулся Морис. – А по образованию, если ты помнишь, я юрист…

– Помню, помню, – покивал Шура, приглядываясь теперь к пирогу с яблоками.

Морис не стал дожидаться просьбы Шуры и отрезал увесистый кусок.

– Ой, я, кажется, объелся, – вздохнул Шура через полчаса, – отнесите меня на веранду.

– Сам дойдёшь, – усмехнулась Мирослава.

– Маленького следователя любая дылда может обидеть, – проворчал Шура.

– Я не дылда, я девушка среднего роста. – Мирослава не считала, что 175 сантиметров – высокий рост для современной девушки.

Шура снова тяжело вздохнул и поплёлся на веранду, не забыв утянуть из холодильника бутылку минеральной воды.

Они расположились в плетёных креслах на открытой веранде. Мирослава посмотрела в глубину сада. Несмотря на то что солнце уже зашло, было довольно светло и удивительно тихо. И вдруг совсем рядом запел соловей. Все остальные звуки исчезли, казалось, весь мир был околдован мягко льющимися трелями, свистом, цоканьем, перекатывающимся рокотом и россыпью после короткой паузы…

Несколько минут они молча слушали скрывающуюся в густых ветвях птичку, а когда соловей умолк, Морис тихо процитировал японского поэта Сайгё:

        – Когда б улетели прочь,

        Покинув старые гнёзда,

        Долины моей соловьи,

        Тогда бы я сам вместо них

        Слёзы выплакал в песне.

И соловей тотчас, словно услышав слова поэта, запел громко и весело.

Когда же он умолк, Мирослава вздохнула и спросила:

– Шура, а что ты думаешь о Геликанове?

– Ну, я же сказал…

– Нет, не о том, мог он убить или нет, а какой он вообще?

– Довольно спокойный, любит котов…

– Да?

– Ага, я же говорил, у него шикарный котяра. Зовут Януарий. Так он первым делом, перед тем как мы его увели, пристроил кота.

– Понятно.

– Потом, на мой взгляд, он не любит рисковать.

– Вот как? ! – удивилась Мирослава. – А как же его бизнес?

– Это совсем другое дело. В бизнесе, хоть он и похож на море со штормами и переполнен всякими подвохами, всё-таки имеются свои правила, типа навигационных карт…

– Значит, он не любит непросчитанного риска?

– И согласись, никакого резона убивать Четверткова у Прокофия не было. Ну, не со злости же от того, что Четвертков ввалился к нему непрошеным гостем? Ведь Оксана выходит замуж за Прокофия. Зачем же ему убивать брошенного любовника?

– И то верно. Значит, Оксана бросила Четверткова до знакомства с Прокофием?

– Да, это и коллеги Арефьевой подтвердили, и босс её.

– Они были знакомы с Четвертковым?

– Нет, видели мельком, ну и слухи, как всегда…

– Понятно… А где Оксана познакомилась с Геликановым?

– Так на вечеринке у босса и познакомилась. Иван Разумовский – хозяин фирмы, где работает Оксана, давний друг Прокофия.

– А может этот Иван чего-то недоговаривать?

Шура пожал плечами:

– А смысл?

Пушистый чёрный кот по кличке Дон спрыгнул с плетёного кресла, потянулся, сладко зевнул, подошёл к Морису, потёрся головой о его ноги, потом потрогал его лапкой, а после того, как Миндаугас ласково погладил его, запрыгнул к нему на колени и громко замурчал.

– И за что тебя любят коты? – проворчал Наполеонов, покосился на Мирославу, добавил: – И женщины…

Морис ничего не ответил, продолжая нежно гладить мурлычащего кота.

– Шура, а ты спросил у Геликанова, как в квартиру Четверткова попали его визитки?

– Спросил, а толку! Он представления об этом не имеет. Про фотки я ему говорить не стал. Ясное дело, что Четвертков следил за ними, стараясь не попадаться парочке на глаза.

– Сам?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты думаешь, он следил сам или кого-то нанял?

– Интересный вопрос…

– Я бы на твоём месте показала фотки Четверткова соседям Геликанова, старушкам во дворе. Вдруг кто-то видел его там раньше.

– Хорошая идея, постараюсь выяснить.

– А у Прокофия до Оксаны была девушка? – неожиданно спросил Морис.

– Если и была, то что? – удивился Шура.

– Она могла бы охарактеризовать его…

Шура усмехнулся:

– Брошенная женщина только чёрными красками рисует изменщика.

– А с чего ты взял, что он изменщик? – удивилась Мирослава. – Может, он с прежней пассией расстался задолго до Оксаны. Может даже, не он её оставил, а она его.

– Ага, по обоюдному согласию, – усмехнулся Шура, – современные девицы бизнесменами не кидаются, – добавил он назидательно.

– Много ты знаешь о современных девушках, – не согласилась Мирослава, – вот наша Люся два месяца назад банкира бросила.

– Люся – это отдельный разговор, – хмыкнул Шура.

– А вы, Мирослава, смогли бы бросить банкира? – неожиданно спросил Морис.

– Нет, не смогла бы, – уверенно заявил Шура.

– Да? – грустно спросил Миндаугас.

– Без сомнения! – пылко заверил его Наполеонов и добавил, сжалившись над поникшим парнем: – Потому что она бы с ним изначально встречаться не стала.

– Вот как? – искренне удивился Морис.

– Ты всё ещё не заметил, что Мирослава у нас девушка самостоятельная и граждане с туго набитыми кошельками и мачо могут отдыхать. Они годятся разве что на роль клиентов.

Морис не подал виду, что подобная характеристика его работодательницы пришлась ему по душе.

– А Люся? – спросил он лениво.

– А Люся у нас экспериментатор, она изучает все виды мужского пола, встречающиеся на её пути, а потом уже совершает естественный отбор, – расхохотался Наполеонов.

Мирослава, лукаво улыбнувшись, спросила: