Неродная кровь - Марина Серова

– Давайте перейдем к делу, – предложила я.

– Моего отца убили полтора года назад, – начал Геворкян. – Застрелили средь бела дня на выходе из офиса, когда он на обед ехать собрался. Убийцу так и не нашли, хотя искали все: и полиция, и мы, и еще многие люди, и ЧОП мужа Полянской – она сама предложила помощь, когда узнала о папиной смерти. Все упиралось в то, что ни у кого не было мотива его убивать. У нас есть копия уголовного дела. Если вам понадобится…

– Понадобится! – заверила я его и спросила: – А если это была попытка дестабилизировать ситуацию?

– Нет! – покачал головой Иван. – На общей картине смерть дяди Ашота никак не сказалась, потому что был подготовленный, уже способный взять управление на себя – Самвел, то есть никакой борьбы за наследство быть не могло.

– Папа меня чуть ли не с детства натаскивал, а уж когда я в институт поступил, так я после занятий сразу шел к нему и тут же включался в работу, – объяснил Геворкян.

– А когда я из армии вернулся, уже меня в такой же оборот взял, – дополнил Иван. – Какая там студенческая жизнь? Только заикнешься, что хочешь куда-нибудь пойти, так дядя Ашот сразу: «У меня вакансия грузчика есть. Не хочешь пойти? А что? Отработал и свободен, можно по танцулькам бегать».

– Зато в люди вывел, – заметила я.

– Это я уже потом оценил, а тогда только зубами скрипел. Но давайте вернемся к делу. Так вот, материальной выгоды от смерти дяди Ашота никто не получил. Правда, после похорон, когда вскрыли завещание, оказалось, что значительная часть предприятий, входящих в нашу компанию, оформлена на его жену Луизу Ованесовну Варданян, мать Сергея, а дядя Ашот все эти годы просто управлял ими, о чем никто даже не догадывался. Отец Луизы, который этот бизнес и создал, незадолго до смерти все переоформил на дочь. А в собственности дяди Ашота оказались те предприятия, которые он создал сам уже после смерти тестя. Их-то он и завещал Сергею. А знал обо всем только один человек – Кузьмич, который был с дядей Ашотом вот как мы с Сергеем. Ближе его у дяди Ашота человека не было.

– Может быть, имеет смысл с ним поговорить?

– Уже не получится, – вздохнул Геворкян. – Я последний раз видел его на похоронах папы. Он меня тогда обнял и сказал: «Сережка! Мы с твоим отцом сделали абсолютно все, что в человеческих силах, чтобы ты стал его достойным преемником. Не разочаруй нас, а то получится, что мы с ним жизнь зря прожили». А когда мама умерла, я позвонил ему, чтобы сказать об этом, а его дочь мне ответила, что он в начале июня умер от ковида.

– Луиза тоже умерла от ковида восемнадцатого июня, – добавил Иван. – Мы ничего не знали и получили готовое – звонок из морга.

– Завещание она составить не успела. После папиной смерти она подписала генеральную доверенность на мое имя, – рассказывал Самвел. – С того момента я и веду дела всей компании, и той части, что принадлежала ей, и той, что я унаследовал от папы. Нотариус у нашей семьи свой, ему я и подал документы на вступление в права наследства на мамину часть компании.

– А она могла обратиться к другому нотариусу? – спросила я.

– Зачем, если есть свой, проверенный и надежный? – удивился Иван. – Кроме того, наш нотариус проверил по реестру завещаний, так вот, Луиза его не составляла.

– Значит, никаких неожиданностей быть не может.

– Вот и я так думал, – выразительно произнес Геворкян и объяснил: – Две недели назад я получил по почте на домашний адрес первое письмо. В нем было сказано, что я не являюсь сыном своих родителей, что они меня украли и выдавали за своего ребенка, а за оформление документов заплатили. Но дело в том, что я очень похож на отца, поэтому я счел письмо дурацкой шуткой. Через несколько дней пришло второе письмо аналогичного содержания, но было и кое-что новое. Там было написано, что мне лучше отказаться от наследства, иначе эту историю предадут гласности, мои родители будут опозорены, а я не только не получу мамино наследство, но и лишусь того, что мне оставил папа. Стану нищим. Потом было еще несколько писем в этом же духе.

– Вы что-то выяснили? – Я повернулась к Ивану.

– Да! Письма бросали в почтовые ящики, расположенные в разных частях города, но в таких местах, где нет камер наблюдения и люди редко ходят. Например, по дороге к заводской проходной в выходной день. На самих письмах ни отпечатков пальцев, ни потожировых нет, на конвертах, видимо, только следы работников сортировки и почтальонов. По самому тексту есть предположение, что писала женщина, текст распечатан на обычном принтере, каких в городе тысячи.

– Я сделал анализ ДНК, – сказал Самвел. – Не в Тарасове, чтобы не привлекать внимания, а в Волгограде, Воронеже и Самаре. С мамиными вещами было несложно, а для анализа папиной ДНК я отрезал несколько кусочков от рубашки, в которой он был, когда в него стреляли. Эта окровавленная рубашка хранится у него в доме. Кому-то это может показаться странным или даже диким, но я положил ее в шкаф как напоминание о том, что папин убийца еще не найден. Чтобы мы не успокаивались и продолжали искать. А после того как убийца будет найден и наказан, мы похороним эту рубашку в папиной могиле.

– В каждой избушке свои игрушки, – пожала плечами я. – И каков результат анализов?

– Все три показали, что я не сын своих родителей. Но я помню их столько, сколько помню себя! Мама уже тогда часто и подолгу болела, поэтому она занималась своим здоровьем, а вот папа занимался мной вплотную и не церемонился, мог и ремня дать, и подзатыльник отвесить. Он воспитывал меня как мужчину. Татьяна Александровна, я не понимаю, что происходит.

– Самвел Ашотович, – начала я, но он махнул рукой:

– Да можно просто Сергей – чего вам язык себе ломать?

– Хорошо, тогда я просто Татьяна. Так вот, Сергей, может быть вас усыновили? Простите за такое предположение, но вы хорошо изучили находящиеся в доме документы?