Неродная кровь - Марина Серова

– Сочувствую, – вздохнула я. – Но давай не будем о грустном. Скажи, Рузанна не планирует в Тарасов приехать?

– А зачем она тебе? Ты же с ней едва знакома, – удивилась Саня.

– Да вот спросить у нее хотела, за что ее так Варданян и Ашот Геворкян не любили.

– Не поняла! – озадаченно воскликнула она. – А чего это ты о них вспомнила? Сдохли они оба, и слава богу. Варданян, к сожалению, своей смертью помер, а вот тому, кто Ашота пристрелил, я желаю долгих лет счастливой жизни и самого крепкого здоровья.

– Страшные вещи ты говоришь, Саня.

– А ты мне поверь, что они это оба заслужили. Они же оба жизнь Луизки в ад превратили! А Рузанна – не Луизка! Она им обоим в лицо все говорила, за что они ее и ненавидели. И Луизку на бунт подбивала, чтобы она не была покорной овцой. А та мать жалела – она же у нее одна осталась после того, как Давида убили.

– Да, я слышала. Это так несправедливо. Такой молодой…

– Чего? Несправедливо? – воскликнула Саня. – Да Давид был такой же высокомерной сволочью, как его папаша.

– Ладно, мы отвлеклись. Так что по поводу Рузанны?

– А зачем она тебе нужна, – потребовала Саня.

– Хотела спросить, может быть, она от Луизы слышала, есть ли у Варданянов родственники где-нибудь вне Тарасова.

– Для этого тебе Рузанна не нужна. Я точно знаю, что у них нигде никого нет. Неужели ты думаешь, что Варданян отдал бы Луизку замуж за урода Ашота, если бы был какой-нибудь хоть пятиюродный внучатый племянник? И вообще, может, объяснишь, что случилось?

– Луиза умерла, не оставив завещания. Или ты не знаешь, что ее уже нет?

– Таня, ты знаешь, как она умерла? Когда ей плохо стало, она врача из поликлиники вызвала. Пришла какая-то сопливая девчонка и поставила диагноз: ОРВИ. Луизка начала лечиться, а ей все хуже и хуже. Тогда она позвонила в «Скорую», а ей ответили, что все машины в разъезде, пусть ждет своей очереди. И только после этого она позвонила мне, причем утром, потому что ночью звонить постеснялась. Грант за ней тут же «Скорую» выслал, и ее повезли к нему, но она по дороге в машине умерла, поэтому ее отвезли сразу в морг, в Первую городскую – в роддоме же своего морга нет.

– А вот если бы она после смерти мамы вернулась к Ашоту или, по крайней мере, жила за городом с сыном, то ее в случае чего тут же в машине отвезли бы в больницу. Ладно летом, когда у нее аллергия…

– Какая аллергия? – перебив меня, заорала Саня. – Да Луизка даже значения этого слова не знала!

– То есть никакой аллергии у нее не было? – уточнила я.

– Конечно, нет! Она за жизнь свою боялась! Ты сама стала бы жить с людьми, которые тебя ненавидят и мечтают о твоей смерти? Пока Варданян был жив, Луиза хоть и ненавидела его, но чувствовала себя в безопасности. А вот когда его не стало, она сбежала к матери.

– Какие ужасы ты говоришь! Я разговаривала с Самвелом и Иваном, и мне не показалось, что там было такое враждебное отношение к Луизе.

– Ясно! Ты на Самвела работаешь, – укоризненно произнесла Саня.

– Он ищет родственников, вот и все, – объяснила я.

– Если бы я об этом знала, я бы тебе вообще слова не сказала, – поджала губы Саня. – Нашла, с кем связаться! И учти, если не хочешь потом чувствовать себя законченной дурой, не верь ни одному его слову.

– А Самвел-то тебе чем не угодил?

– А такая же сволочь, весь в папашу. После того как Луизку замуж за урода Ашота выдали, она из консерватории вынуждена была уйти, и отец ее уборщицей в офисе оформил, чтобы хоть какой-то стаж у нее шел. Тряпку она, конечно, никогда в руках не держала, но сам факт! Уборщица! Там она до самого конца и числилась. С зарплатой соответствующей. И после смерти Варданяна Ашот ей на карту эти копейки и перечислял! А после его смерти уже Самвел матери эту нищенскую зарплату платил. Поняла теперь, с кем связалась? Если бы Рузанна каждый месяц Луизке деньги из-за границы не передавала, то она уже распродалась бы до нитки и одними макаронами питалась.

– Ты знаешь, в голове не укладывается! – воскликнула я.

– Этот Ашот был тварью последней! Понимаешь? Последней! За ним только тарантулы, змеи, вонючие клопы и прочие гады. А Луиза красавица, французская школа, музыкалка и консерватория. Сейчас я тебе расскажу, что у нее была за жизнь с этой сволочью!

И тут на меня обрушился не ушат грязи, не бочка, а целая цистерна! Удивительно, как я не утонула в ней.

Я смотрела на Саню и не узнавала ее – фурия какая-то, а не женщина, глаза горят, словами захлебывается, только что не трясет ее.

– Но как же тогда при таких отношениях Луиза все-таки родила Самвела? – спросила я.

– Наследник был нужен – куда деваться? – пожала плечами Саня. – Бизнес создан, а оставлять некому. Между прочим, Луизка фамилию не меняла, осталась Варданян, и Самвел тоже ее носил, пока дед был жив, а Геворкяном уже после его смерти стал.

– Бедная Луиза! Как же ей досталось! Неудивительно, что она так сильно болела, – заметила я.

– А это тебе кто сказал? – воскликнула Саня. – Ничем она не болела! Она как одна осталась, вздохнула свободно, стала ходить в театр, на концерты, на выставки. Я ее свела со своей косметичкой, и она собой занялась. Только все это ей уже не пригодилось, – печально закончила Саня.

– Давай о чем-нибудь другом поговорим. Не о таком грустном, – предложила я. – Что на Новый год собираешься делать?

– Для начала до него нужно дожить, – хмуро ответила она.

Поняв, что говорить со мной она больше не хочет, я пожелала ей удачи и ушла.

Я ехала домой и вела машину очень осторожно, потому что мне было о чем подумать.

Поужинав, я сварила себе кофе и перебралась в комнату.