Лето&Детектив - Татьяна Устинова

Постепенно все угомонились.

Таня включила ночничок и выпила свой чай. Отчим на соседней лавке самозабвенно храпел. Примерно с такой же силой кто-то храпел из соседнего купе, вероятно, тот самый жирный алконавт – толстые люди склонны спать шумно.

То ли от этих звуков, то ли от многочисленных впечатлений дня, то ли от выпитого чая Татьяне не спалось. Пару раз она выходила в коридор. На улице уже светало – июньские ночи коротки. Все в поезде дрыхли – Морфей одолел даже самых заядлых. В некоторых купе двери были не заперты, в других и вовсе полуоткрыты, но спали, казалось, все. Но, наконец, сон таки сморил и Садовникову.

А когда она, наконец, заснула – казалось, не прошло и минуты, – благостную тишину вагона прорезал дикий крик.

5

Ей, похоже, все-таки удалось забыться капитально, потому что в первый момент Татьяна не могла понять, где она. Что происходит? Кто кричал? Потом, в несколько секунд, пришло осознание: поезд. Болельщики. Возвращаемся в Москву. Но что случилось? !

Вверху заворочались костариканцы. На соседней койке проснулся отчим. Не крутился, не сопел, только спросил удивительно трезвым и незаспанным голосом: «Таня, ты в порядке? » – «Да».

А она уже вскакивала, быстро натягивала шортики.

Поверх майки накинула тунику и выбежала в коридор.

Крик не повторялся, но его сменил женский плач, почти вой. Доносился он из соседнего купе. Дверь туда была полуоткрыта.

Таня заглянула внутрь. На нижней койке навзничь лежал все тот же толстый мужчина. В грудь его по рукоятку был всажен нож. Вся постель залита кровью. А около безутешно рыдала, спрятав лицо в ладонях, красавица-жена.

Через минуту рядом появился отчим. На удивление, он оказался уже не только переодет в цивильное, но и причесан, собран и даже, как могло показаться на первый взгляд, свежевыбрит.

Почти сразу же возникли проводницы, обе встрепанные, заспанные, с безумными глазами. Ходасевич коротко и тихо скомандовал им: «Вызывайте наряд. В купе никого не пускать». Сила его личности оказалась такова, что худенькая Любовь немедленно бросилась исполнять.

С верхней полки вытаращился, проснувшись, англичанин. Долго не мог осмыслить происходящее и, наконец, произнес: «Bloody hell».

А потом с противоположной полки выглянул худой малахольный спутник. Посмотрел, ахнул, закрыл лицо руками – и снова в ужасе спрятался.

Еще через минуту явилась полиция – все трое с расстегнутыми воротниками, вкривь-вкось нахлобученными фуражками. От них попахивало с вечера принятой водочкой.

– Освободите помещение! – гаркнул первый, старшой – молоденький лейтенант. Потом всмотрелся в лицо Ходасевича: – О! Валерий Петрович! Как вы здесь? !

– Узнал? – усмехнулся отчим.

– Да кто ж вас не знает! – А потом всмотрелся в диспозицию в купе и чуть не всхлипнул: – Боже мой! Труп! Да за что ж мне такое наказание? ! – Он готов был схватиться за голову от отчаяния, однако на полпути сообразил, что этот жест позорит честь мундира, снижает его личный авторитет перед подчиненными и гражданскими лицами, да и за фуражку на голове не больно-то удобно хвататься, поэтому остановил свои руки и выдохнул: – Да почему ж именно мне-то? Во время чемпионата! Здесь! В литерном поезде! Как некстати!

А проводница Любовь, влезая, торопливо отрапортовала:

– Все двери, ведущие в вагон, были на ночь закрыты! С обеих сторон! На технический ключ!

– Видите, товарищ лейтенант? – усмехнулся полковник в отставке. – Значит, никого постороннего здесь не было. Только мертвец и мы, тридцать пять оставшихся пассажиров. Да две проводницы. Куда как просто вычислить убийцу.

– Валерий Петрович! Зачем вы смеетесь! У нас приказ: ни при каких обстоятельствах литерный поезд не останавливать! Должен прибыть в Москву по расписанию при любом раскладе. И что я буду теперь делать? ! С трупом? !

Красавица-жена в купе перестала плакать, но сидела на нижней полке, закрыв лицо руками. Ее второй спутник, «малахольный», а также испуганный англичанин со своих верхних полок не показывались. А в коридор уже стали выходить пассажиры седьмого вагона, а самые смелые даже подбирались ближе: китайцы, молодая пуэрто-риканская парочка, двое «славян», пожилые интеллигенты. И только мальчугана видно не было – то ли спал, то ли деды категорически запретили ему любопытствовать.

Ходасевич меж тем вполголоса наставлял лейтенантика, учил уму-разуму:

– Прежде всего выгони всех свидетелей из купе. Организуй осмотр места преступления. И пусть один из твоих пригласит всех до единого пассажиров вагона, включая проводниц, пройти в вагон-ресторан – без вещей, но с документами.

Мальчишка-лейтенант внимал, постепенно светлея лицом.

6

Татьяна все время находилась рядом с отчимом. Не отступала ни на шаг. Поэтому слышала, как тот шепнул лейтенанту:

– После осмотра места преступления проведи негласный обыск багажа всех пассажиров. И всего вагона.

– А что искать?

– Откуда же я знаю! Всё подозрительное. Только будь предельно осторожен, не демаскируй себя. Полон поезд иностранцев.

А пока перебирались в вагон-ресторан, бывший шпион дал указание Тане:

– Будешь записывать абсолютно всех. Составь табличку. Фамилия, имя, отчество. Возраст, адрес. И обращай внимание на то, какие между ними связи.

– Связи? Какого рода?

– Не знаю. Но спящих людей не убивают просто так, ни за что. Одним смертельным ударом в грудь. Это не разборка по пьянке. Тогда была бы борьба, ссадины, беспорядочные порезы.

– Может, это жена мужа порешила? Надоел он ей, пьянот, хуже горькой редьки.

– Вряд ли. Нож – нехарактерное для женщины орудие убийства.

– А какое характерное?

– Яд. И потом, если он действительно муж, она имела десять тысяч возможностей расправиться с ним в домашних условиях. Почему здесь, в поезде?

– Может, кто-то другой из пассажиров? На почве внезапно возникших личных неприязненных отношений? – торопилась внести свою лепту в расследование Таня. – Например, англосакс из купе его пырнул? За то, что тот к нему на перроне приставал? Или кто-то из братков-«славян», с которыми он в коридоре повздорил? Угроза ведь пырнуть была? Вот он и осуществил, так сказать, свое преступное намерение!

Пока они шли в вагон-ресторан, переходили тамбур, раскачивались над бешено несущимися путями, девушка вольно или невольно подделывалась под деловой, лапидарный стиль полковника, даже лексику старалась использовать, как ей казалось, из арсенала следователей: «неприязненные отношения», «преступные намерения».