Судьбы водят хоровод - Лана Барсукова

И он поплелся, подгоняя себя внутренними пинками.

Ему очень хотелось, чтобы заместитель директора оказался занят. Но тот так обрадовался Паше, словно других важных дел у него не было.

– А! Вот вы какой! Звонили! – И он ткнул пальцем наверх. – Всегда рады помочь, пойти навстречу, так сказать. Ну что ж? Будем работать вместе? В одном, так сказать, коллективе? – радостно спросил он.

– В одном, – уныло подтвердил Паша.

– Меня Вячеславом Всеволодовичем зовут, – протянул руку начальник.

«Как много букв! » – почему-то подумал Паша. Он придирался, потому что замдиректора ему не понравился.

– Павел Петрович, – представился он.

Мужчины пожали руки.

Паша решил, что можно уходить. Он ошибался. Все только начиналось.

– Присаживайся! – властно сказал шеф. – Ничего, что я на «ты»?

Паша предпочел бы остаться на «вы». Но пока он подбирал слова, чтобы не резко, но однозначно дать это понять, все было решено.

– Так же проще работать! Это же коню понятно! – жизнерадостно завершил начальник. – Только ты ко мне на «вы» обращайся, типа субординации. Мне-то все равно, но положение обязывает. – Он зачем-то подмигнул.

У Паши зачесалось во многих местах сразу.

– А вы тоже философский факультет заканчивали? – спросил он.

– Нет, я другой, – ответил Вячеслав Всеволодович и, чтобы закончить с расспросами, пояснил: – Совсем другой.

После этого еще минут сорок он рассказывал Паше о задачах, стоящих перед их институтом. Задачи были весьма конкретные. Паша понял, что философия в этом кабинете понимается как набор показателей по количеству опубликованных статей. Понял и тут же забыл.

Началась новая жизнь. Паша просыпался счастливый и бежал на свидание с книгами. Такая деятельность давала возможность отстраниться от современности, которая шумела и давила на нервы. И только в тиши библиотеки Паша отдыхал и благодарил Бога за то, что такой отдых в его случае называется работой, за которую ему платят зарплату. Скромную, но достаточную, если смотреть на жизнь философски. А по-другому он и не умел.

Через пару месяцев ему передали просьбу Вячеслава Всеволодовича, чтобы Паша зашел к нему в кабинет. И Паша понуро поплелся к шефу.

– Приветствую! – обрадовался тот, как родному.

Паша не ощутил в душе ответной радости. Наоборот, тоску и тревогу. Предчувствие его не обмануло.

– Паша! Меня, конечно, предупреждали, что ты умный и все такое. Но это тебя не оправдывает. У нас же учреждение. Коню понятно, что тут есть система отчетности. Где твои статьи?

– Я работаю… Вчерне готова статья о Шпенглере.

– Вчерне? Одна статья? – возмущенно изумился шеф.

– Одна, – мужественно подтвердил Паша.

Повисла пауза. Вячеслав Всеволодович вставлял эту цифру в свои расклады.

– Кто такой Шпенглер? – сдался он.

– Автор «Заката Европы», – в свою очередь изумился Паша.

– Так коню понятно, что Европа закатывается. Мигранты свое дело сделают, укатают Европу.

– Шпенглер писал свою книгу в начале прошлого века, предупреждал о двух революциях, белой и цветной, грозящих Европе закатом. Цветная – это мигранты, а белая революция – это идеи либерализма, уничтожающие традиционные иерархические структуры, свойственные сословному обществу, – пустился Паша в объяснения.

– Так, – соображал замдиректора, – значит, мигранты и либерализм. Ага! Сейчас это актуально. Тогда ты про мигрантов осторожнее пиши, чтобы все было политкорректно…

– Так Шпенглер…

– Кто отвечать будет? Шпенглер? Про мигрантов, я сказал, аккуратно, а вот про либерализм можешь со всей большевистской прямотой рубануть. Сейчас либералов только ленивый не пинает. Короче, работай, но быстро. Учти, не будет Шпенглера, не будет премии.

Паша изумился тонкой связи немецкого философа и российской премии.

Но статью сделал.

Однако страна ставила перед наукой все более изысканные требования. На самом верху решили, что настоящая наука – это то, что напечатано на английском языке в иностранном журнале. Отечественные философы опечалились. Это математику можно изложить на посредственном английском, и все поймут, потому что «иксы» и «игреки» интернациональны. А философия живет в точном словоупотреблении. Тут и на русском языке смысл ускользает, а поди изложи на английском.

На решение этой сложной задачи руководство института отрядило Вячеслава Всеволодовича. У него не было философского образования, то есть ничто не мешало ему двигать науку вперед.

Он собрал коллектив и яростно начал:

– Наша задача – стать частью мировой науки, а со временем и ее авангардом. И мы решим эту задачу.

В полной тишине он окинул взглядом воинство очкариков и сколиозников, преимущественно немолодых людей, и повторил:

– Мы решим эту задачу. С вами или без вас.

Это было самое краткое собрание в истории института. Прения были излишни.

Паша начал корпеть над английским. В принципе, язык он знал неплохо. Но все равно написание статьи потребовало от него погружения и собранности. В этом состоянии он пропустил то, что делалось в институте.

Но институт напомнил о себе. Его вновь вызвал Вячеслав Всеволодович.

– Паша, меня беспокоят твои темпы.

– Темпы чего?

– Интеграции с мировой наукой, – на полном серьезе ответил шеф.

– Я почти закончил статью. Осталось только привести формат в соответствие с требованиями журнала.

– Какого?

– Очень хороший американский журнал, один их ведущих в своей области…

– Паша, ты в своем уме?

– А что не так? – Паша покраснел. Он почувствовал себя учеником в кабинете завуча.

– Коню понятно, что тебя там отфутболят. Они русских авторов не печатают в контексте глобальной политики…

– Наука – вне политики, – робко возразил Паша.

– Кто тебе такое сказал? Ну где у вас, философов, практический интеллект? Ты понимаешь, что это провал! Твои коллеги уже по нескольку статей сделали.

– Как? – изумился Паша. Он точно знал, что в коллективе его считают самым умным.

– А так! Вот отчетность по вашему отделу, – шеф ткнул в какие-то бумаги. – Философ Пустодыхлов сделал аж три статьи. А Бронебойнов пять! Вот им отечественная философия скажет спасибо!

Паша почувствовал в груди толчки зависти.