Проект «Немезида» - Брендан Райх

– Где ты была? ! – слезы текут из ее покрасневших глаз.

В углу – какое-то движение. Доктор Лоуэлл сидит в кресле-качалке моей матери с чайной чашкой в руке.

– Успокойтесь, Вирджиния. Прошу вас. Давайте поговорим с Мин спокойно. Полагаю, она напугана не меньше вас.

Я едва ли не в ярости. Что он здесь делает?

– Я приняла таблетку, – автоматически вырывается у меня. Через секунду я жалею, что вообще открыла рот.

– Я тебе верю. – Голос Лоуэлла звучит успокаивающе. – Сядь, пожалуйста. Все будет хорошо. Твоя мама поступила совершенно правильно, позвонив мне, когда ты не появилась в школе.

Мама наконец выпускает меня из объятий, и я сажусь, как велел доктор.

Лоуэлл тут же принимает свою любимую позу «доброго советчика». Одежда на нем чистая, опрятная и сухая, лишь рыжие волосы слегка взъерошены. Мне вдруг приходит в голову, что он был здесь, у нас в трейлере, наедине с мамой – наверное, довольно долго.

– Прошу тебя, пожалуйста, расскажи нам, что с тобой сегодня случилось. Своими словами, какими захочешь. Мы будем слушать столько времени, сколько нужно. – Он ободряюще улыбается, но его лицо в тусклом свете кажется мертвенно-бледным, как у призрака.

Я ничего не отвечаю, но проклятые воспоминания оживают.

– Здесь ты в безопасности, Мин. – Любезно-заботливый тон доктора Лоуэлла никогда не изменяет ему. – Ты теперь дома, слышим тебя только твоя мама и я, и нам обоим важны и дороги только твои интересы. Я прошу тебя считать этот разговор как бы одной из наших бесед в моем кабинете.

Есть что-то такое в том, как он сидит в кресле… Какая-то фальшивая расслабленность. И цепкий взгляд…

И тон. В нем слышится некое скрытое намерение, которое мне не нравится.

И тогда, впервые в жизни, я ему лгу.

– Я прогуляла школу. – Упираюсь взглядом в дешевенький ковер. – Я не хотела праздновать день рождения вместе с Ноа. И вообще ни с кем. Поэтому я просто ушла в лес и спряталась там. Я читала и случайно уснула, а проснулась – уже темно. И я побежала домой.

Мама в сердцах хлопает себя по бедру.

– Мелинда! Как ты могла!

– Давайте не будем осуждать ее, Вирджиния, – мягко увещевает доктор Лоуэлл, не меняя при этом непринужденной позы «нога на ногу». – Вы же знаете, у Мин в прошлом случались не самые приятные дни рождения. Вполне понятно, что на этот раз она просто решила избежать праздника.

Он задумчиво смотрит на меня и, хотя позы опять-таки не меняет, я чувствую в его словах что-то новое.

– Это все, что ты хотела рассказать мне, Мин? Больше ничего не случилось? Совсем ничего?

Я вздрагиваю, и чувствую себя так, словно погружаюсь в глубокие темные воды.

Но я уже давно все для себя решила. И глядя ему прямо в глаза, качаю головой.

– Больше мне нечего сказать.

8

Объявление должно было начаться через три минуты.

Я пощелкала пультом, переключая каналы. Везде показывали пустую президентскую трибуну. Впервые в истории Дядя Сэм заранее зарезервировал все вещание в стране и прервал все программы. Так что если кто-то и хотел посмотреть «Игру престолов», ему явно не повезло.

Я попробовала войти в Твиттер, но и там не смогла поймать сигнала. Видимо, все люди в Америке ждали прямого эфира. Мама расхаживала взад-вперед по нашей крохотной кухоньке, яростно протирая полотенцем посуду – давно уже совершенно сухую. Ее руки дрожали. Не хотелось бы, чтобы она уронила какую-нибудь тарелку и порезалась.

Я встала и подошла к ней. Осторожно забрала из рук полотенце. Она напряглась, глаза сузились, челюсть задрожала.

– Со мной все в порядке… да и вообще… – Мама стиснула одной ладонью другую, словно вытирая их насухо. – Просто это так несправедливо по отношению к вам. К молодым. Вы не заслужили, чтобы ваши жизни просто взяли и выключили, как телевизор, прежде, чем вы даже успеете…

– Давай присядем, ладно? – Я подвела маму к ее креслу-качалке, а сама опустилась рядом, на кровать. Ее пессимизм не пугал, а скорее раздражал меня, но я ни за что на свете не показала бы ей этого.

– Подождем, что скажет НАСА, хорошо? Кто знает, может быть, окажется, что Молот – это гора туалетной бумаги?

Мама усмехнулась, шмыгнула носом и промокнула салфеткой заплаканные глаза. Ее взгляд стал отсутствующим.

– Знаешь, когда ты была маленькой, и тебя тестировали перед поступлением в подготовительный класс, твой коэффициент интеллекта оценили как чрезвычайно высокий. Самый высокий. Экзаменатор тогда сказала, что такие высокие показатели им не встречались много лет. Я не помню официальной школьной формулировки, но показатели были очень, очень высоки.

Тут она снова нахмурилась, а через минуту-другую решительно подалась вперед, не выпуская моей руки из своей.

– Мне нужно кое-что рассказать тебе. Чтобы ты запомнила. Крепко запомнила. Навсегда.

– Да, конечно. – Я сглотнула. – О чем ты хочешь рассказать?

– Обо всем, что я сделала… Обо всех этих… трудных… и отвратительных вещах, которые мне пришлось совершить. – Мама замолчала, словно пытаясь собраться с силами, чтобы продолжить, но мужество оставило ее. – Я сделала то, что мне казалось лучшим выбором, – закончила она, отпустив мою руку. – Я всегда так поступала.

Она отвела глаза. Я выдохнула. Даже не заметив, что не дышала.

– Все хорошо, мамочка, – сказала я, хотя мне хотелось, чтобы мы перестали обсуждать это сейчас. – Я ведь знаю, что…

– Нет! – Она закрыла глаза. – Не знаешь. Но другого выхода не было. По крайней мере, мне так кажется.

Я озадаченно уставилась на нее. Но в этот самый момент с экрана телевизора раздался голос:

«Прошу всех встать. Дамы и господа, госпожа президент Соединенных Штатов Америки».

Объявление начиналось. Все остальные мысли мгновенно улетучились из моей головы.

Неужели прямо сейчас мне скажут точное время моей смерти?

Заставка с трибуной исчезла, и вместо нее пошло прямое включение из Овального кабинета. Госпожа Верховный главнокомандующий сидела за столом с мрачным выражением лица. Без всяких преамбул она сказала: