Проект «Немезида» - Брендан Райх

Больше ничего.

Что было дальше, я не помнила. А очнулась уже дома.

Мама выслушала мой рассказ, держа меня за руку и поглаживая по волосам. Потом она дала мне вишневое мороженое, схватила телефон и почти сразу закричала в трубку. Я слышала, как она выкрикивала имя «Энди» – так некоторые взрослые зовут директора Майерса. Потом она нажала отбой и несколько минут сидела неподвижно, сжав голову руками. После этого вставила в видеоплеер один из моих дисков, велела никуда не уходить, а сама выскочила из трейлера.

Я отбросила одеяло и замерла во тьме, как изваяние. Подробности тех событий проносились в мозгу с такой скоростью, что он не успевал их обрабатывать.

Почему же мне раньше никогда не приходило в голову обдумать то, что тогда случилось? Куда меня увозили? Зачем? И кто?

Мамы не было дома часа два, а когда она вернулась, то ничего не объяснила. Зато дала мне второе мороженое за день, чего никогда не случалось. Она крепко обняла меня и сказала, чтобы я не беспокоилась о том, что случилось. И что об этом не стоит никому рассказывать. А то другие дети могут не так понять, и еще, чего доброго, станут дразнить меня. Так что всю эту историю следует держать в секрете.

Я была шестилетним ребенком, которому дали второе за день вишневое мороженое. И я просто послушалась маму.

Но теперь-то мне уже не шесть лет. Мне шестнадцать, и меня преследует серийный убийца, и ничего из того, что говорила и что сделала тогда мама, не имеет значения.

Об утечке вредных веществ мы больше никогда не слышали. Но с тех пор каждый год у нас в школе брали кровь на анализ. Возможно, ее проверяли на тот самый патоген. Это делали всегда сотрудники одной и той же компании, но результаты ни разу не были обнародованы. Насколько мне было известно, на территорию «федеральных владений» никого, кроме нас с Ноа, больше не возили. То есть, конечно, другим тоже могли велеть держать язык за зубами, но городок-то у нас маленький. Что-нибудь где-нибудь да всплыло бы, и я бы об этом знала.

Но как же Ноа? С Ноа мы тоже никогда об этом не говорили. Как же могло так выйти?

Да ведь мы с ним вообще не разговариваем.

А мама? Что они ей сказали? Почему она ни разу за столько лет даже не упомянула о том дне?

Тень подозрения затуманила разум.

Маме известно нечто такое, что она скрывает от меня. Многие годы я смутно чувствовала это. И та же история с Лоуэллом. И еще, вероятно, с директором Майерсом. Когда же, с чего все началось? Да и случилась ли тогда действительно утечка химикатов?

Тело замерло в темноте, а мозг продолжал свою лихорадочную работу.

Каждые два года неизвестный маньяк выслеживает и убивает меня, после чего я благополучно воскресаю.

Окружающие меня взрослые что-то явно скрывают.

Между этими фактами должна быть связь. Не сошла же я и в самом деле с ума, черт меня побери?

Я ждала Гвоздя у ворот парковки, выдыхая в бодрящий утренний воздух густые клубы влажного пара.

Он появился вовремя, хотя и поминутно зевал. Голливудского качества иссиня-черный фонарь прекрасно оттенял фиолетовые пятна на челюсти. Я хотела было спросить, что ему рассказал отец, но вовремя сообразила, что вопрос лишний. Уэнделл, безусловно, еще спал.

Тут я и сама широко зевнула. Уснуть после всех моих поразительных догадок мне так и не удалось. Так что я натянула старый свитер и потертые джинсы и тихо прокралась в гостиную – посмотреть по Си-эн-эн, как мир встречает похмельное утро после ночного праздника.

Твиттер уже ожил и был полон безумных хэштегов, вроде #даримсебеещеодиншанс и #мечтысбываются – в общем, обычным трескуче-переливчатым дерьмом, каким обычно исходят люди после того, как натерпятся страху, а потом опасность минует. Через неделю все они уже позабудут и о страхе, и о восторге.

– Эх, теперь поживем – по крайней мере, до тех пор, пока нас не придушит Итан! – бодро сострил Гвоздь, не замедляя шага. На нем были шорты карго и красная футболка с надписью «Мачете убивает» [20 - «Мачете убивает» (Machete Kills) – трэш-боевик режиссера Роберта Родригеса, 2013 г. ] поверх термобелья с длинными рукавами. Так одеваясь, он никогда не простужался. Я пристроилась рядом, и мы с Гвоздем пошли вверх по тропе.

– Не лучшая была идея.

– Расслабься, – посоветовал Гвоздь, хотя, похоже, ему не удавалось следовать собственному совету. – Он не докажет, что это наших рук дело. Да и кто вообще поверит, что мы на такое способны? Даже я не верю.

Мы добрались до асфальтированной дороги и начали спускаться. В сердце долины все так же переливалось голубизной озеро, равнодушное к заботам человечества.

– В новостях сказали, что ночью выгорела половина Рино [21 - Рино (англ. Reno) – город на западе штата Невада. ], – проворчала я. – Совсем у народа крыша поехала.

– Это точно. – Гвоздь кивнул на столб дыма над старой бумажной фабрикой. Мигалки указывали на то, что пожарные уже на месте. – Всякие идиоты вчера просто пошли вразнос, удивительно, как живы-то остались. – Он бросил на меня многозначительный взгляд. – Представляешь, кто-то поджег новенький блестящий джип на школьной парковке!

Я поджала губы.

– В самом деле? Как интересно.

Правда, тут нас подводила хронология: дымящиеся останки «ранглера» были обнаружены до того, как было сделано Объявление, но ведь «война все спишет». Потом же было совершено еще множество, как говорится, актов вандализма. Практически нет шансов, что полиция Файр-Лейк, состоящая из восьмерых измученных сотрудников, сумеет расследовать каждый инцидент. Так что, если нам повезет, мой приступ безумия останется погребенным под горами щебня и пепла вместе со всем остальным уничтоженным от радости имуществом.

Но когда мне хоть в чем-то везло?

Добравшись без приключений до городка, мы наткнулись на факты, подтверждавшие наши предположения. Окна во всем квартале были разбиты. Кто-то стащил из Буфордовского магазина скобяных товаров все, что лежало на полках. Заместитель начальника полиции пронзительно орал что-то в рацию, стоя над жирным полуголым телом какого-то мужика, храпевшего, как трактор, в сточной канаве. Ночка явно выдалась лихая.