Наши против - Маргарита Ардо

Я пририсовала на записке поцелуйчики и цветочки, вымыла посуду, закрыла дверь на ключ и… столкнулась нос к носу с похитителем. Вид у него был потрёпанный, от кожаной одежды пахло палёной куриной тушкой, сигаретами и потом, косы растрепались, лицо злое. Можно было испугаться и снова вызывать полицию, но я ужасно обрадовалась, что не нужно искать иномирца, и радостно воскликнула:

– О, Кыгыр, ты живой! Ура!

– Ыы? – опешил он. – Джива фу?

– Да! Совсем фу! Ты не представляешь, сколько я обзвонила больниц и полицейских участков! – затараторила я. – Твоя жемчужина – это гадость последняя! Вы, молодой человек, вообще с ума сошли, зачем вы её поставили? Ведь больно же! А как ты сбежал от полицейских? Там же отряд был! А как ты меня нашёл? ! А вы знаете, как нам вернуться обратно? ! Мне просто очень, очень надо вернуть моих подруг! Пусть и не все подруги, но всё равно… Очень надо, но вы…

И тут он зажал мне рот ладонью. Взглянул в глаза и пробормотал сурово:

– Адыщь, ма джива!

От его взгляда моя душа вновь упала в пятки, а от его железной хватки вся затея со спасением остальных показалась глупостью и жертвоприношением.

– Амэрос конго, – приказал он и убрал с моих губ ладонь.

– Вы хотите, чтобы мы вернулись? В ваше Конго? – прошептала я. – Но вы обещаете, обещаете мне, что не причините вреда? ! Пообещайте, пожалуйста, а то я…

Он ткнул пальцем в потолок и ещё суровее рыкнул:

– Конго! Эн Джива-йе!

Красавец схватил меня за плечи и прижал к себе – ни вырваться, ни вздохнуть. Я выронила ключ на пол. Зазвенело. Воздух застрял в груди от страха и волнения.

– Я, пожалуйста… только вы тоже… я вас боюсь… правда… пообещайте, что будете вести себя достойно… благородно, как рыцарь… Ведь вы же порядочный человек, да? Вас даже акула любит… Наверное, вы добрый… – лепетала я.

Он со стоном воздел очи к потолку, выдохнул и… жадно впился губами в мои губы. Словам было некуда выпадать, и они устроили в моей голове хаос – та закружилась, тело стало горячим и бессильным, в бёдрах и в ноге заболело, как после укола магнезии, глаза сами закрылись, потому что внезапно мне сделалось… сладко. И очень страшно. Красавец прижал меня к стене и целовал, словно хотел выпить все мои мысли. Они исчезли в волнах в голове и дрожи. Нас закрутило и куда-то понесло. И только эхом издалека донёсся голос Ирины Павловны:

– Тасенька! Я вам пирог… Ой, извините, вы с молодым человеком… Ой, куда это вы-ы-ы? ..

* * *

Куда бы нас ни несло в этом сладостном водовороте, но в последний момент мне снова представилась Крохина, баржа и протяжная песня бурлаков, и мы грохнулись на землю. Точнее, я на Кыгыра. И это было совсем не так, как в детстве бухаться на толстый дедушкин живот, словно на подушку, чтобы потом убегать от щекотки. Кыгыр был очень твёрдый, будто из гранита высеченный.

Я ахнула. Кыгыр буркнул. Глаза ослепило ярким светом, и, сощурившись, я увидела сквозь дымку два солнца: красное и оранжевое, а потом и Крохину. Баржи не было, и ремня бурлацкого тоже. Выглядела она обычно, со своим порозовевшим от загара носом-картошкой, каштановыми волосами, затянутыми в хвост над круглым лицом и… нимбом.

Ой, мы умерли?

– Так вот же она, выдра! – радостно заявила Крохина, что-то быстро дожёвывая. – Её и искать не надо!

В моё поле зрения попал её пудовый кулак. Нет, это точно был не рай. Я подняла голову и обнаружила остальных.

– Рита! – воскликнула я, слезая с похитителя.

Вокруг нас было что-то, похожее на площадь. Тянулись в небо белые башни, резьбой и орнаментом напоминающие мечети и соединённые между собой высоким забором. На шпилях башенок сверкала красным золотом то ли рыбка, то ли глаз. На раскидистом дереве с мелкими листочками и розовыми метёлками вместо цветов сидел радужный фламинго и чистил пёрышки. Возле башен высились многоэтажные конструкции. Их невероятные арки, колонны и дорожки были засажены самой экзотической растительностью. Если бы царица Семирамида, прославившаяся своими висячими садами, оказалась здесь, она бы наверняка задушилась от зависти – так это было живописно.

В беседке возле нас стоял внушительный деревянный стол, уставленный блюдами с едой. С массивной скамьи повскакивали мои соотечественницы. Целые и невредимые! Моё сердце вспыхнуло от радости. Ура, живые! Не в рабстве!

Кыгыр что-то прорычал про своё Конго, подскочил, схватил меня за руку и тут же попятился от девчонок. Или от трёх мужчин, возникших будто из ниоткуда. Все они были довольно молодыми, прямоносыми, симпатичными, если не считать… кхм… голубых кос по обе стороны плеч. «Мальвины» были одеты в светло-синие балахоны непонятного кроя, перевязанные на талии толстыми поясами. На груди у каждого – по золотому медальону с глазом, как в пирамиде на долларе; в левой руке – по светящемуся посоху. Они направились к нам очень решительно и, я не сказала бы, что дружелюбно. Но девочки их не боялись. Зато Кыгыр быстро обернулся ко мне, и я увидела в его глазах тревогу.

– Амырос ва, джива! Джива! – произнёс он, кажется, умоляя и стиснув мою руку своей лапищей. Свободной рукой Кыгыр выхватил саблю.

Поздно. Я даже моргнуть не успела, как трое мальвин щёлкнули посохами. Из тех взвились над головами мерцающие петли и мгновенно оплели Кыгыра, словно разумные змеи. Сабля лязгнула о серо-белые плиты. Моя рука была освобождена.

– Постойте! – крикнула я. – Не надо!

– Надо, Тася, надо, – проговорила Рита, оттягивая меня подальше от Кыгыра. – Это разбойник и бандит.

Как же это? ! Мои губы ещё хранили тепло его упругих и сладких, как черешня, губ, в моих бёдрах ещё пульсировало что-то волнующее и горячее. Кыгыр мотнул головой – только ей он и мог крутить – вперился в меня синими глазищами из-под чёрных, густых бровей. Всё было в его взгляде: и досада, и злость, и разочарование – мол, эх ты, джива. Только страха в нём не было. Ни капли. Наоборот, гордость и какое-то превосходство, пусть Кыгыра и повязали по рукам и ногам. Словно он не преступник, а революционер, у которого есть правое дело.