Такси заказывали? - Маргарита Ардо

Светофор снова зажёгся зелёным, мой водитель взялся за руль, но мы не сдвинулись. Казалось, ни УАЗику, ни фуре ехать никуда было не надо. А нас стиснули с обеих сторон, как в домике. Со стороны водителя почти вплотную протянулось ограждение между встречными полосами. За ним – плотное скопище машин в противоположную сторону.

Выбраться, по идее, можно было через багажник, но я представила себе эту картину и тут же с удовлетворением решила, что эквилибрист из меня не очень. К тому же пакеты с реквизитом преградили путь к свободе. Вдобавок я на каблуках, на голове укладка. Зря я, что ли, смотрела два часа, как девочка в парикмахерской из моего цыплячьего пуха делает чудесные златые локоны? Нет уж.

Итак, пути к отступлению оказались перекрыты, так что можно было спокойно расслабиться и вкушать плюсы салона класса люкс. В кресле хоть зарядку делай, хоть калачиком сворачивайся!

Водитель продолжал пыхтеть и поглядывать на мобильник явно с желанием сварить его в кипятке или воспламенить взглядом. Если так будет продолжать, у него точно получится!

А я не люблю долго молчать и тем более не люблю напряжённую обстановку. И, если уж на то пошло, повода напрягаться у меня не было: пули не свистят, на спектакль я ещё не опоздала. В крайнем случае сделают прогон и без крыльев, а до семи вечера я или пешком дойду, или мы доползём…

– А усы у них всё-таки бывают, – высказала я мысль вслух.

– У кого? – воззрился на меня замученный жизнью красавец.

– У парикмахеров. И даже у некоторых парикмахерш, если в Нахичевань [1 - Армянский район в г. Ростове-на-Дону. ] заехать.

– Вы ещё бородатую женщину вспомните, – буркнул водитель.

– Это которая на Евровидении? – оживилась я. – Как её забыть! А песня-то классная была!

– Не помню.

– Хотите напою? – Я радостно развернулась к нему всем корпусом.

– Не надо! – рыкнул в ответ не-Бонд, и я осеклась.

Но обидеться не успела, поэтому заметила:

– А зря. Я хорошо пою.

Он покосился на крылья и феечкины рожки из пакета, нахмурился и бросил:

– В детском саду? Воспитательница, что ли?

Я даже возмутилась: где он видел воспитательниц в таких воздушных платьях, на таких каблуках и с прической Мерилин Монро? Ну и что, что очень похудевшей? Ладно, платья под пальто не видно. Декольте тоже. Зато налицо алая губная, тени «smoky eyes» и мои ресницы! Я их так тщательно завивала прибором, который папа называет «привет от инквизиции» и весело ругается, когда я предлагаю ему что-нибудь завить. Люблю папу пугать и погоняться с щипчиками за ним по квартире.

Нет, вообще желание этого красавца присвоить мне то одну профессию, то другую мне не понравилось, что побудило меня ляпнуть:

– Почему в детском саду? ! Может, в стриптиз-клубе?

Он выпрямился, резко обернулся и посмотрел на меня внимательнее. Затем покачал головой.

– Нет. Детей туда не берут.

– Почему это детей? ! – возмутилась я. – Я вполне совершеннолетняя и даже с высшим образованием.

Чуть не ляпнула про «половозрелую».

– Но не с таким взглядом, – констатировал он.

А с каким? Я думала, мой взор – чарующий и полный соблазна… В инструкции к «щипцам для завивки ресниц» было написано: «Хотите магический взгляд, привораживающий мужчин? »

Я очень хотела! Но не-Бонд добавил:

– Поживёте с моё, поймёте.

– Неужели вы пенсионер? – снова вырвалось у меня.

Он взглянул на меня прискорбно и объявил, как приговор:

– Мне сорок. Почти…

– Подумаешь? – Пожала я плечами. – А мне двадцать пять.

– Взрослым врать не хорошо.

– Паспорт показать?

– Хм? – Он опять внимательно посмотрел на меня и буркнул: – Не надо.

Я вздохнула с улыбкой.

– Ну и хорошо, а то за шампанским всегда хожу с документами. Нет, мне это, конечно, льстит, но думаю, что возраст – это не то, чем хвастаются.

– Мои года – моё богатство, – невесело усмехнулся красавец и постучал пальцами по рулю. Похоронный марш.

Я заметила белый след от кольца на пальце. С ним явно что-то не так… А я категорически не могу, когда рядом кто-то грустный, и поэтому я опять развернулась к нему всем корпусом и заявила:

– Нет, я вовсе не о том. Моей прабабушке девяносто, и она повторяет одну и ту же фразу, как заезженная пластинка, еле стоит на ходунках, но может огреть кузена веником, чтобы потом улететь на пол, потому что не удержалась, и когда её спрашиваешь, растирая синяки мазью: «Бабуля, тебе девяносто уже, когда помудреешь? ». Она отвечает, что чувствует себя, словно ей двенадцать, и не понимает, почему собственно должна сдерживаться, если очень хочется кому-то по попе веником. Мудреть она не собирается, ей и так хорошо. А я, несмотря на свой возраст, знаю, что агрессией делу не поможешь, конфликты нужно решать мирными переговорами, и вообще чувствую себя старше и её, и даже родителей. Так что возраст тут совершенно не при чём!

Красавец смотрел на меня неотрывно, точнее на мои губы. Потом перевёл взгляд на глаза и спросил:

– Почему вы все, женщины, так много говорите?

Я озадачилась.

– А это плохо?

– Да.

Я вздохнула и потянулась за телефоном.

– Ну ладно, тогда помолчу.

– Прекрасная мысль. Как ни странно…

– Угу, я же блондинка…

– Извините, вырвалось.

– Не извиняйтесь, я не обиделась.

– Правда?

– Правда.

– Ого, – присвистнул он.

– Не свистите, денег не будет. Придётся на самом деле таксовать.

Красавец хмыкнул. Светофор снова поиграл жёлтым-красным, фура утробно порычала, УАЗик рыгнул на нас угарным газом. Мой водитель взялся за руль и проехал полметра. И всё опять встряло. Видимо, это судьба.

Я устроилась на кресле поудобнее и включила 4G в телефоне. Мы же не разговариваем? Нет. Жалко, конечно. У него мимика интересная. И глаза. И нос, как у римского патриция. Или у итальянца. Да какая разница? Не говорим и не говорим… Может, человеку жизненно важно сейчас помолчать? А лучший способ не разговаривать – поболтать с кем-нибудь в соцсети. Я написала Валюхе: