Любовь под прикрытием - Маргарита Ардо

В общем, это и всё, что было между мной и старушкой с улицы. И вдруг однажды её квартира была опечатана, а соседка сказала, что Эрнестина Львовна умерла. Я даже всплакнула – привязалась к ней…

Каково же было моё удивление, когда спустя время мне позвонил нотариус и сообщил о необходимости вступить в наследство. До сих пор не могу поверить, за что судьба меня наградила таким подарком, но благодарна от всей души. Девчонки говорят, что так не бывает, но вот случаются порой аномалии вселенского добра…

* * *

Спала я беспокойно: ворочалась, вставала попить водички и заглянуть в холодильник. Всё из головы не выходил тот бомж. И взгляд его. Даже приснился. Почему-то мы гоняли на танке… Это очень странно для меня – думать о бомже! Даже не расскажешь никому – стыдно! Утром, невыспавшаяся и не сильно довольная жизнью, я отправилась на работу. В кои-то веки без особого удовольствия. Рассеянно читала почту, отвечала на звонки, выдала задачи немногочисленным подчинённым и на автомате подписала акты выполненных работ.

Хорошо выспаться и вкусно покушать – для меня почти равно счастью. Сегодня утром было только «вкусно покушать». И – о, кофе! Моя худенькая, как три швабры, помощница Лидочка заглянула со спасительной поллитровой кружкой кофе и поставила её передо мной:

– Любаш, ты чего-то не в себе сегодня.

– Плохо спала.

– А, ты тоже ночью новую серию Шерлока смотрела?

– Какого Шерлока? – сразу и не поняла я.

– Ну как же, нового, британского! По первому. Ты вроде собиралась. Там такой замут! Оказывается, жена Ватсона – спецагент под прикрытием, прикинь? ! Не то, чтобы я была в восторге от подобной сюжетной линии, ты знаешь, я за логику в сюжете, но захватывающе…

– Спецагент? – моргнула я, мгновенно просыпаясь.

– Ага, очень интересно! – светло-серые глаза Лидочки сияли.

На её коротких рыжеватых волосах как всегда царил художественный беспорядок, который она почему-то называла укладкой. А так всё как обычно, свитер пастельных тонов, джинсы и сапоги. Я – властный, но довольно демократичный директор, пока не рассержусь.

– Спецагент, – повторила я, просветлевая умом. – Лидок, а набери-ка мне папу.

Дело в том, что папа у меня не такой, как все. Хоть и усиленно притворяется таким…

Глава 3

– Папуля, а ты сейчас где? – пропела я ласковым голосом, надеясь, что в ответ не услышу Абу-Даби или Камчатка. С моим папой станется. Чаще всего он таинственно промолчит. Да уж, у нас всё сложно…

– Дома, – словно это нормально, ответил папа, – как ты, моя Фарушка?

Почему я Фарушка, даже папа не знает, но с детства называет меня так. Может, потому что моим первым словом было far [1 - Far (англ. ) далеко. ] с натуральным английским прононсом вместо «мамы» и «папы».

Родители рассказывали, что я периодически выдавала что-нибудь эдакое на английский манер. К примеру, тыкала пальчиком в холодильник и говорила «фри», то есть почти fridge [2 - Fridge (англ. ) холодильник. ]. Хотя не исключено, что меня просто манила картошка фри уже в ползунковом возрасте…

В общем, я везде лезла, не только в холодильник. Наверное, Фарушку папа придумал, когда понял, что с именем он промахнулся. «Доча, – вечно приговаривал папа, когда я совала свой нос куда не положено, – называли тебя в честь высшего чувства, а получилось, что Люба от слова любопытство».

А я не считаю, что любопытство – это что-то отрицательное, наоборот. Эта черта эволюционная! Вот не было бы Колумбу любопытно, что там, на той стороне Земли, не видать бы нам сегодня МакДональдса и Голливуда. Правда, тогда б индейцы были счастливы…

– Дома где? – уточнила я на всякий случай.

– В Сергиевом Посаде, конечно. Где же ещё?

Да где угодно! – подумала я, но ничего не сказала.

– Папулечка, а ты мог бы мне помочь?

– Конечно, Фарушка! Что надо?

– Проверить «пальчики», в смысле отпечатки пальцев, – игриво сказала я. – Как ты думаешь, если человек коснулся ручек кожаной сумочки, они могут остаться?

– С чего ты взяла, что я с этим тебе помогу? – невинно осведомился папа.

Я пнула в раздражении ведро для бумаг под столом. Ну, с родной-то дочерью можно не придуриваться! Горбатого могила исправит.

Впрочем, кем именно работает мой папа, я не знаю до сих пор. Хотя догадываюсь. В пять лет, когда папа уходил на работу, я случайно вытащила у него из кармана малюсенький пистолет. Я очень обрадовалась, что как в кино, а родители чуть не поседели. Кричали: «Отдай, отдай». А я смеялась, убегала и говорила, что я «ханхстер, и отдам только за денежку».

На вопрос, кто мой папа, мама всегда отвечала: «Инженер». Я спрашивала, где он работает, но мама поджимала губы: «Мы об этом не говорим». Папа мог уйти на работу в воскресенье вечером и прийти в пятницу следующей недели подозрительно загорелым, несмотря на зиму, и привезти в подарок, к примеру, сомбреро. Или неопознанные восточные сладости с арабской вязью, или засушенного огромного паука больше моей ладошки, или бусики из косточек неизвестных ягод.

Иногда папа был элегантным, иногда натуральным дворником. Главное, что он был весёлым и классным папой, пока не уехал в командировку, когда мне было пятнадцать, и исчез. На семь лет. Мама украдкой плакала по ночам, я просыпалась и бежала её успокаивать. Но как я ни допытывалась, что случилось, мама молчала круче всех партизан на свете. Правда, стала болеть гипертонией. Я была в растерянности, даже не уверена была, уезжать ли мне поступать в Москву, но мама настояла и выпроводила меня в большую жизнь.

Чувствуя себя обманутой сиротой, я была на папу зла, уверенная, что он нас бросил, как последний трус, ничего не сказав. Но когда я закончила университет, папа явился, постаревший и какой-то совсем другой: не сияющий улыбками обаятельный и гибкий шкаф среднего роста, а худой, коричневокожий, похожий на бедуина, с седым европейским ёжиком и едва уловимым акцентом.

Мама обрадовалась, снова плакала и целовала его, как безумная. Позже они всё равно развелись: привыкли жить друг без друга.

Я со скандалом требовала объяснений. Но оба родителя заявили строго: «Тебе лучше не знать! » Садисты какие-то, честное слово. Года три я на папу сердилась и отвергала все его попытки поучаствовать в моей жизни, ведь к тому времени я уже научилась быть самостоятельной и пробиваться везде, где нужно. А потом оттаяла. Всё-таки папа. У меня другого не будет.