Римский орел - Александр Мазин

А внизу, между ма-аленькими (если смотреть сверху) камешками, весело струилась речка.

Но Черепанов все-таки не сверзился, перелез, взобрался на очередной холм, увенчанный здоровенным деревом, напоминавшим кедр… И увидел труп.

Труп выглядел давнишним: плоти на костях почти совсем не осталось. Хотя, может, потрудилось здешнее зверье.

Черепанов не любил трупов. Ни старых, ни свежих. Этот же ему особенно не понравился. Поскольку был совсем маленьким, явно детским. И был приколочен к дереву с помощью ржавых стальных костылей.

Чисто рефлекторно Геннадий проверил: на месте ли револьвер. На месте.

Преодолевая отвращение, Черепанов подошел поближе. На красноватой коре были выцарапаны какие-то знаки. Костыли вогнали прямо в них.

С макушки почти голого черепа черной паклей свисали длинные пряди волос. Чертовски маленький скелет. Даже если учесть, что здешние аборигены отнюдь не великаны. И еще одна неприятная деталь: локтевые и коленные суставы скелетика были раздроблены. Разумеется, это могли сделать и после смерти бедняги. Так же, как и прибить к дереву могли уже мертвое тело…

Дальнейшие действия Геннадия вряд ли можно было назвать разумными. Просто откуда-то изнутри возникло непреодолимое желание сделать это. И он сделал. Подобрал с земли камень побольше, выбил из дерева костыли, снял маленький скелетик, вырыл ножом неглубокую яму и похоронил останки.

На это все у Геннадия ушло несколько часов.

В общем, глупость. И он отдавал себе отчет, что делает глупость: практика выживания подобной лирики, мягко говоря, не одобряет. Но Черепанов не мог поступить иначе. Не мог, и все.

Компенсируя потерянное время, остаток дня он двигался ускоренным маршем, и к вечеру ему повезло: наткнулся на источник – маленький родничок, сочащийся между камней, на которых обнаружился еще и ужин: десятка полтора большущих улиток.

Все бы хорошо, но Геннадия не оставляло отвратительное чувство: будто кто-то смотрит в затылок. Когда стемнело, Черепанов, вопреки обыкновению, костра разводить не стал. Четвероногого зверья он уже не боялся. А вот зверья двуногого, способного на извращенное убийство ребенка… Конечно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, и в цивилизованной нынче Европе еще лет двести-триста назад «лишних» младенцев живьем в сугроб выкидывали… Однако ж Геннадий был убежден, что обилие подлецов вокруг – недостаточный повод, чтобы самому стать подлецом. Хотя и осознавал, что подобные убеждения серьезно препятствуют карьере.

Спал Черепанов на дереве. Привязавшись ремнем. Не самый комфортабельный вид ночлега. Особенно если по тебе постоянно бегает какая-то мелкая живность.

В общем, ночь прошла – и слава Богу. А утро…

Утро преподнесло неприятный сюрприз. Когда, цепляясь за лианы и покряхтывая от боли в отлежанных местах, Геннадий спустился на землю, прямо у него над ухом раздался негромкий удар. Черепанов скосил глаза и увидел воткнувшуюся в бугристую кору стрелу. Перышки на ее охвостье были ярко-алыми, а наконечник вошел в дерево совсем неглубоко. И потому было отлично видно, что он вымазан какой-то черной липкой дрянью. Отчасти поэтому Черепанов не стал делать лишних движений, когда из зарослей материализовались трое аборигенов. Причем только один из них держал в руке лук. Остальные были вооружены вполне современно: армейскими винтовками. И одеты были аборигены соответственно: двое с винтовками – в линялые шорты, а вот голова третьего украшена плюмажем из ярких перьев.

Этот третий выглядел особенно неприятно, хотя и остальных никто не назвал бы симпатягами: плоские коричневые физиономии, похожие на маски из крашеного дерева. А вот морда третьего и впрямь была маской: ее покрывал слой серой глины, на который были нанесены синие, красные и черные полосы. Выглядело жутковато. Но Черепанова куда больше беспокоили не морда «замаскированного» и нацеленный в живот кончик стрелы, смазанный черной дрянью. Даже карабины пугали меньше. Карабин – привычное оружие. Но отравленная стрела…

– Ты! Пистолет. Брось! – скомандовал раскрашенный на ломаном английском.

Глава десятая,

в которой Черепанов узнает кое-что о религиозных пристрастиях кентуриона, а также о том, как тот решает проблемы и пресекает разногласия

– Оставь его, – сказал Геннадий римлянину. – Давай лучше пожрем горячего. Вон у них горшок с похлебкой. И искать не надо.

– Успеем, – отмахнулся Плавт. – Ну все, дед! Прощайся с ухом!

Кентурион схватил старика за волосы… Но довести операцию до конца не смог.

– Эй, Череп! Ты что делаешь? – Римлянин рванулся, но освободить руку с ножом из захвата Геннадия ему не светило. – Ты спятил! – выкрикнул кентурион, отпустил деда, замахнулся… И оказался в совершенно беспомощном положении. Нож, выпавший из его пальцев, глухо стукнул о земляной пол.

Старик квеман с опаской наблюдал за этой сценой.

– Предатель! – зарычал Гонорий, делая безуспешные попытки вывернуться из борцовских объятий Черепанова. – Помет стервятника! Я тебя убью!

Геннадий внезапно разжал руки. Рванувшийся римлянин едва не упал. Но тут же развернулся и схватился за оружие.

Подполковник демонстративно скрестил руки на груди.

Острие укороченного квеманского копья остановилось в ладони от его горла.

– Не стоит, – спокойно произнес Геннадий. – Мы нужны друг другу. И деда не трогай. Не надо.

– Пошел ты к Орку! – в ярости закричал римлянин. – Я ремней нарежу из этого старого пня!

Подполковник покачал головой:

– Нет.

– Да!

– Тогда начни с меня.

Римлянин несколько секунд бешено глядел на Черепанова. Широкое железное перо наконечника маячило в дециметре от сонной артерии. Геннадий знал, что если Гонорий захочет его убить, то так и сделает. Он умел пользоваться оружием этого времени не в пример лучше Геннадия. Но подполковник не сомневался, что кентурион не ударит. Черепанов просто и мысли не допускал, что такое возможно. И знал, что его уверенность сама по себе способна предотвратить удар. Настоящего врага такое, конечно, не остановит, но Гонорий – не враг…

– Но почему? Что тебе этот старый пень? – в сердцах воскликнул кентурион, опуская оружие.

– Не хочу, чтобы ты его трогал, вот и все.

– Но как я тогда узнаю, где спрятались его бабы? – В голосе кентуриона звучали обида и разочарование.

– Неужели ты не можешь воздержаться от женщин неделю-другую? – с легкой иронией спросил Геннадий.

Гонорий в сердцах метнул свое оружие. Квеманское копье с обломанным древком рассекло воздух – так близко от головы Черепанова, что у того даже волосы шевельнулись, – и воткнулось в стену.